Ср. Мар 27th, 2024

4

Вениамин Веточкин устало брел по каменистой равнине. На нем был легкий космический скафандр, утяжеленный свинцовыми ботинками, так как сила гравитации на планете Эпсилон 37 была почти в полтора раза меньше земной. За поясом у Веточкина торчал лазерный бластер, а на шлеме подрагивали высокие и чуткие, как у кузнечика, усики антенн.

У края горизонта пылало багровое светило (одна из звезд третьей величины в созвездии Гончих псов) и его длинные протуберанцы протягивали свои огненные щупальца к высоким шарообразным облакам, похожих на огромные светящиеся пузыри. Под ногами у Веточкина похрустывало нечто, напоминавшее земной гравий.

До наступления сумерек оставалось не больше двух эпсилонских часов, что равнялось приблизительно трем с половиною земных, и за это время Вениамину было необходимо, во что бы то ни стало, найти Алёну Киселеву. Последний раз радиомаяк Алёны был зафиксирован в этом квадрате вчера ночью, когда их разведывательный фрегат «Водолей» появился на орбите над долиною Ведьм. Но лишь только их штурман, Влад Квашин, взял пеленг, радиомаяк умолк, и больше от Алёны не было ни слуху, ни духу.

Между тем «Водолей» стремительно удалялся от зловещей долины, и командиром корабля, Михаилом Буяновым, было принято решение: десантировать на планету в одноместной капсуле Вениамина Веточкина для розыска Олёны.

Это решение далось Буянову нелегко: он понимал, что весь груз ответственности в случае гибели молодого шкипера ляжет на его плечи. Ах, если бы он только мог покинуть корабль и отправиться на поиски дочери своего лучшего друга лично! Но… такого права ему никто не давал!

С суровым, вдруг сразу осунувшимся лицом, Буянов положил на плечо Вени Веточкина тяжелую шершавую ладонь.

– Береги себя, сынок – сказал командир хриплым, осевшим голосом, и Вениамину вдруг почудилось, что в его твердых, как легированная сталь, глазах на мгновение блеснула скупая слеза.

Но, впрочем, командир «Водолея» тут же овладел собой:

– Действуй осмотрительно. Не надо лишнего героизма! Помни, ты должен вернуться живым… Ну, ни пуха!

– К черту,– Веня постучал рукой в железной перчатке по металлической переборке корабля.

Как и все на «Водолее», он прекрасно понимал, что на этой планете может случиться всякое. Вот уже второй экипаж косморазведчиков исчезал тут при невыясненных обстоя­тельст­вах. Поначалу все шло вроде бы гладко: разведчики брали пробы, на корабли поступали сообщения о флоре и фауне планеты, но затем начинало твориться нечто странное – приходило несколько невразумительных фраз, и связь прерывалась.

«Алёна, где ты! Где ты, Алёнушка, отзовись!» – мысленно восклицал Веточкин, шагая по суровой неприветливой планете.

Вновь и вновь перед его мысленным взором возникал образ этой милой, застенчивой девушки, а в ушах звенел ее божественный смех.

Она должна быть где-то рядом – именно из этих мест в последний раз прозвучал ее маяк!

Но вокруг простиралось лишь безжизненное каменистое плато.

Через два часа сгустятся сумерки и, возможно, поднимется песчаная буря, и тогда… О том, что может произойти тогда, Веточкин старался не думать.

Он шел на запад, все дальше и дальше на запад, в ту сторону, где садилось огромное эпсилонское солнце, и на его пути все чаше вздымались почти прямоугольной формы глыбы камней, отшлифованных бесчисленными ветрами. Некоторые достигали человеческого роста, иные были высотою с двухэтажное здание. Порою Веточкину чудилось, что где-то вдали, за каменистыми отрогами, мелькают какие-то неясные тени, что там клубятся, растекаясь и меняя формы, какие-то воздушные, загадочные существа…

Впрочем, Вениамин Веточкин старался не поддаваться эмоциям. Возможно, это был просто обман чувств, нечто схожее с земными галлюцинациями, когда ты бредешь по безводной пустыне и тебе видятся прекрасные оазисы; быть может, это были какие-то загадочные атмосферные явления на еще не изученной планете… Как знать…

Внезапно чуткие антенны Веточкина уловили странный писк. Он осторожно приблизился к одному из каменных отрогов и выглянул из-за него.

Внизу, под отвесными плитами плоскогорья, отражаясь в лучах закатного солнца, лежало оранжевое море. Кое-где, между изрезанными, наподобие фьордов, каньонами с водой, тянулись узкие полоски золотистого песка, и в некотором отдалении Веточкин увидел каких-то странных существ. Было в их облике нечто муравьиное: узкие, длинные, как бы вышедшие из личинок тельца… тонкие лапки рук и ног… продолговатые полупрозрачные крылышки за спинами, приплюснутые дынеобразные головы с круглыми, выпуклыми глазами – головы, увенчанные двумя вертикальными усиками, изгибавшимися под тяжестью янтарных бусинок, произрастав­ших на их концах. Было их пятеро, и они о чем-то оживленно переговаривались, вернее, перепискивались – у Вениамина не возникло ни малейших сомнений в том, что перед ним находятся разумные существа.

Одно из этих существ – в короткой юбочке, с тремя парами округлых, не лишенных известного шарма, грудей, – без сомнения, было особью женского пола. Тела же мужских индивидуумов были мохнатыми, как у шмелей, и имели довольно оригинальную раскраску: широкие, охристые полосы чередовались с белыми,– как будто на берег вышли моряки в каких-то невообразимых карнавальных тельняшках. Одежда же этих эпсилонских «моряков» состояла лишь из зеленых подштанников.

Неподалеку от этой диковинной группы лежал на песке некий предмет, поначалу принятый Виниамином за обыкновенный камень – гладкий голыш бурого цвета, по форме напоминающий страусиное, или, быть может, крокодилье яйцо. На голыше играл золотой луч света, отражаясь от его поверхности. Над морем плавали круглобокие полупрозрачные облака.

Странный ландшафт,– подумалось Вениамину. – И странные обитатели…

Впрочем, почему же странные? – мелькнула новая мысль. – Разве творец обязан был создавать все миры по единому шаблону? И кому вообще дано право судить о том, что странно в его мирах, а что – нет? Уж, во всяком случае, не его смертным творениям. Ведь даже на нашей Земле, всего каких-то несколько миллионов лет назад, жизнь так разительно отличалась от нынешней, что, попади мы сейчас каким-либо образом в ту эпоху, она показалась бы нам похожей на сказку.

Нет, нет, это не они странные, не они! Эти создания тут хозяева, аборигены! Скорее, странными чужаками в этом дивном мире являемся мы, люди, с нашими неуклюжими скафандрами, с нашими примитивными суждениями об иных мирах!

А как хорошо было бы сорвать с себя и этот скафандр, и эти окостенелые мысли, превратится в таких вот легкокрылых существ, способных летать, жить беззаботно, красиво…

Веточкин протянул руки к шлему, поддавшись без­отчетному и совершенно нерациональному порыву сбросить его на каменистое плато, и вдохнуть полной грудью воздух загадочного Эпсилона. И … замер от неожиданности.

«Голыш» на его глазах шевельнулся, треснул и раскололся! Из скорлупы неуклюже выбралось на свет божий живое существо.

Вениамин понял, что предмет, принятый им за камень, был не чем иным, как яйцом. Итак, он присутствовал при рождении новой жизни!

Эпсилонцы тоже не оставили это знаменательное событие без внимания. Мать радостно подпрыгнула, вспорхнула и, легко подлетев к малышу, прижала его к себе. Мужчины проявили куда большую сдержанность: они ограничились тем, что молча наблюдали за этой трогательной сценкой.

Впрочем, терять время, созерцая эту идиллическую картинку, Вениаминсебе позволить не мог,– просто не имел такого права. Он осмотрелся, ориентируясь на местности.

Море лежало на юге, в то время как сигналы Алёны шля с запада, оттуда, куда закатывалось багровое солнце. Но – как знать, не изменила ли Алёна Киселева за это время своих координат?

Веточкин закусил губу и слегка нахмурил тонкий, красиво вылепленный лоб, напряженно обдумывая, что же ему предпринять в сложившейся непростой ситуации: продолжать двигаться строго на запад, в сторону заходящего солнца, или же все-таки попробовать спуститься вниз, к местным «мужикам», и попытаться выудить у них хоть какую-то информацию об Алёне Кисилевой?

Все же шкипер «Водолея» принял решение двигаться в прежнем направлении и оказался прав. Не прошел он и двух десятков шагов – как в динамиках его шлемофона раздались знакомые сигналы – вновь заработал радиомаяк Алёны!

Сигналы были слабыми, нечеткими и, едва прозвучав, тут же оборвались, но для Веточкина они прозвучали волшебной музыкой. Позабыв обо всем на свете, Вениамин устремился вперед. «Алёна, держись! – мысленно восклицал отважный шкипер. – Держись! Я иду!»

Он споткнулся, упал, но тут же вскочил и поспешно – насколько это позволял ему скафандр – помчался по каменистому плато. Огромные камни громоздились тут и там, и на их гранях причудливо играли солнечные блики. Казалось, они светились изнутри каким-то непостижимым образом, разбрасывая вокруг себя оранжевые, яхонтовые, изумрудные ореолы. В одном месте две громадные глыбы переплелись, как змеи, высоко над его головой, образуя нечто похожее на арку – словно вход в какое-то святилище. Вершину «арки» венчала диковинная получеловеческая, полузвериная голова в оправе из львиной гривы волос – нечто схожее с земным сфинксом. Два красных глаза – очевидно, сделанные из драгоценных камней – горели на ней, словно живые.

Вениамин Веточкин отважно двинулся вперед. Он смело ступил в темный туннель и включил фонарь на своем шлемофоне. Острый луч света прорезал чернильную тьму, и над его головой захлопали крыльями какие-то отвратительные твари. Из углов этой каменной кишки послышалось зловещее шипение, и в нескольких местах вспыхнули зеленые огоньки чьих-то немигающих глаз. Вениамин решительно опустил руку на рукоять своего бластера и ускорил шаги. Впрочем, пустить в ход оружие ему так и не довелось. Пройдя несколько шагов, он увидел свет в конце туннеля, а еще спустя некоторое время каменный свод над его головой разомкнулся, и бесстрашный шкипер оказался на открытом пространстве.

Вениамин остановился, и зорким взглядом окинул открывшуюся панораму.

Перед ним, наподобие огромной шахматной доски, расстилалось гладкое мраморное поле, расчерченное на белые и красноватые квадраты с вкраплениями и прожилками различных цветов. В центре этой, если можно так выразиться, гигантской «доски», виднелись какие-то неясные фигуры. Жгучее солнце к этому времени уже на одну треть погрузилось за линию горизонта, и в его огненных лучах над загадочными фигурами реяли некие полупрозрачные искрящиеся существа.

В шлемофоне вновь слабо всхлипнул радиомаяк Алёны! Беззащитная девушка взывала к нему о помощи!

Вениамин прикрыл веки, и ему вдруг почудилось, что где-то рядом тихо зашелестел голос Буянова:

– Не надо лишнего героизма, сынок! Помни, ты должен вернуться живым…

Казалось, командир «Водолея», с прозорливостью ясновидящего, наблюдал за своим шкипером из глубин вселенной, стараясь уберечь его от беды. Веточкин отмахнулся от Голоса и, с беспечностью юности, шагнул в клеточку – размерами она была не меньше десяти шагов.

Он поднял левую ногу в тяжелом ботинке, намереваясь сделать следующий шаг и, неожиданно для себя, взмыл вверх. В ушах его засвистел ветер. (Ларингофоны работали нормаль­но!) Он стремительно пролетел над одной, второй, третьей клеткой, на какое-то мгновение завис в воздухе, резко сместился влево, на 90 градусов и затем, целый и невредимый, плавно спустился на красное поле.

Он перевел дух, поразмыслил секунду-другую и поднял правую ногу. Произошло то же самое, с той лишь разницей, что теперь его завернуло на правую клетку. Так, прыгая, словно конь по шахматной доске, он приблизился к ее центру и достиг круглой лужайки, поросшей зеленой травой.

На лужайке стояла Алёна. На Алене сияла корона. Вокруг Алёны плясали зеленые человечки.

Девушка находилась как бы в неком трансе, и над ней кружили, время от времени, перекрещиваясь, бесплотные разжиженные существа, высекая фейерверки разноцветных искр. Зеленые человечки, подвывая, хлопали в ладоши. Все это походило на некий обряд инициации, или посвящения – казалось, здесь разыгрывалась загадочная мистерия, смысла которой Вениамин понять не мог.

К счастью для шкипера «Водолея», до сих пор ему удавалось оставаться незамеченным. Но что произойдет, если он пересечет магический круг? В таком случае его присутствие, с весьма большой долей вероятности, будет обнаружено. Разумеется, в планы отважного космонавта это не входило.

Вениамин решил действовать.

Он нажал на груди специальную красную кнопку. Заработал генератор низких частот, рассеивая его образ в пространстве. Теперь Веточкин стал совершенно невидим для обитателей Эпсилона и мог пробраться на заколдованный луг.

Двигаясь бесшумно, Вениамин Веточкин прокрался к девушке и затаил дыхание. Пока все шло гладко. Он находился уже так близко от Алёнушки, что мог коснуться ее руки.

Между тем прелестная девушка, в простом белом платьице, красиво очерчивающем ее стройную округлую фигуру, застыла на небольшом возвышении. Матовая кожа царевны (ибо девушка, судя по всему, являлась повелительницей этих зеленых существ) оставалась свежей и гладкой. Однако Вениамин заметил, что по открытым частям ее тела и по лицу шли едва заметные спиралевидные полосы бледно-зеленого цвета, а кончики ушей были заострены и вздернуты вверх.

Очевидно, шел какой-то непонятный, таинственный процесс перестройки ее организма. Не была ли это некая фантастическая мутация? Или, быть может, девушка подпала под власть враждебных, злых чар?

Как бы там ни было, нельзя было терять ни секунды!

– Спокойно, Алёнушка. Держись! – шепнул молодой шкипер «Водолея» в заостренное ухо девушки. – Это я, Веня Веточкин.

С этими словами он подхватил Олёну Киселеву на руки и кинулся прочь.

Он прорвал цепь пляшущих человечков, сея в их рядах мистический ужас. Над его головой блеснуло ослепительное зарево и что-то бессильно заскрежетало в сверкающей высоте.

Отважным львом, летел Веточкин по зеленой лужайке, прижимая к груди свою драгоценную ношу. Вскоре он оказался за пределами волшебного круга. Прыгая конем по мраморной доске, он достиг входа в каменный чертог и… остановился как вкопанный.

Из черного зева арки, тяжело переваливаясь на зеленых косолапых ногах, вышло ужасное рогатое существо. Величи­ною оно было в одноэтажный дом. У монстра были злобные красные глаза и короткие лапы с огромными кулаками, которые он прижимал, подобно боксеру, к широкой мохнатой груди. Спину чудища покрывал заостренный чешуйчатый панцирь, а по земле волочился длинный могучий хвост. Было в этом страшилище нечто от древней рептилии – казалось, то ожил один из земных ящеров давно минувших эпох.

Очевидно, монстр почуял Веню Веточкина. Он запрокинул вверх свою свирепую морду и, потрясая огромными кулаками, огласил окрестности долины Ведьм леденящим душу воплем.

Вениамин опустил Алёну Киселеву на землю и прижал к своей бесстрашной груди. Он отключил питание генератора низких частот и вновь стал видимым – отважный шкипер предпочитал вступить в смертельную схватку с чудовищем с открытым забралом.

Монстр увидел Веню Веточкина, и его глаза кровожадно сверкнули.

Страшно взревев, он сделал по направлению к шкиперу «Водолея» несколько тяжелых, не сулящих ничего доброго, шагов. Веточкин молниеносно выхватил из-за пояса бластер и направил его в грудь монстру– промахнуться в эту гору мяса с такого близкого расстояния стрелок его класса, разумеется, не мог.

Между тем Алёнушка уже успела придти в себя и смотрела на ужасного великана ясными, широко открытыми, глазами – с какой-то затаенной, мучительной жалостью.

Веточкин уже собрался было нажать на спусковой крючок – как вдруг девушка бросилась вперед и закрыла собой от выстрела отвратительного ящера.

– Не стреляй! – воскликнула она высоким звенящим голосом, капризно топнув ногой. – Он не причинит нам никакого вреда! Я тебе потом все объясню!

Веточкин послушно опустил оружие.

Алёнушка кинулась к ящеру. Она подбежала к нему и нежно обняла его шершавую зеленую ногу. Руки монстра бессильно обвисли, грудь судорожно всколыхнулась. Он издал нечто похожее на жалобный всхлип.

– Капитан, отпусти нас,– умоляющим тоном произнесла девушка, глядя на ящера снизу вверх. – Неужели ты хочешь, чтобы мы тоже остались на этой проклятой планете и навсегда превратились в диковинных существ? Смотри: это же Веня Веточкин с «Водолея»! Вспомни, его командир, Михаил Буянов, был твоим лучшим другом! Сколько раз выручал он тебя во всяких переплетах! К тому же за нами гонится твоя команда, направляемая чуждыми силами. Скоро она будет тут! Заклинаю тебя, капитан, во имя нашей прекрасной матери-Земли, во имя твоей дружбы с Михаилом Буяновым, позволь нам уйти!

Монстр взревел и отступил в сторону.

– Скорее! – рявкнула Алёна. – Бежим!

Молодые люди вбежали в зловещий зев коридора.

– Спасибо, капитан! – закричала Алёнушка из гулких мембран каменной кишки.

Оглянувшись, Вениамин увидел, как к туннелю бегут зеленые человечки, а им навстречу, грузно переваливаясь с ноги на ногу, шагает огромный рогатый монстр.

Пройти коридор в обратном направлении беглецам удалось без приключений. Вскоре они уже были на каменистом плато, усеянном громадными валунами.

– Что все это значит? – недоуменно спросил шкипер у Алёнушки. – Объясни мне, пожалуйста. Неужто это чудище – и есть твой капитан? А зеленые человечки – его команда?

– Да, ты не ошибся,– грустно молвила Алёнушка.– Всё так и есть…

– Но как такое могло случиться? Как? – в изумлении воскликнул Веточкин. – Я просто не могу в это поверить!

Девушка вздохнула.

Действительно, поверить в это было довольно нелегко.

Планета Эпсилон №37 обладала феноменальными, по земным меркам, свойствами. Она была способна изменять свою флору, фауну, и даже самих разумных существ под воздействием мыслеформ.

Как протекал этот процесс, никто толком не знал. Известно было только, что поначалу у кого-либо из космонавтов вдруг возникала какая-то нелепая, с первого взгляда, причуда, некое тайное желание, мысль. Затем «новация» быстро переда­валась, подобно вирусному заболеванию, другим космонавтам, и ею заражались все остальные. Причем косморазведчики были твердо убеждены, что это – именно их задушевные мысли, их самые сокровенные идеи, желания. На самом же деле все обстояло как раз наоборот: мыслеформы навевали в сознание людям невидимые бесплотные существа.

Особенно опасно было спать. Пока человек бодрствовал – он еще мог как-то уберечься от вредоносным внушений, но лишь только он засыпал, как сразу же становился легкой добычей бесплотных аборигенов.

Семя чуждой мысли, брошенной в незащищенную душу, давало свою завязь, и вскоре из неё произрастал ядовитый цветок. После этого процесс трансформации переходил уже на физический уровень и шел ускоренными темпами.

Начиналась мутация человеческих органов. Теперь бесплотные существа уже не считали нужным скрывать свое существование и, ликуя, реяли над головами своих жертв.

Рассказ Алёнушки поверг молодого шкипера в шоковое состояние.

– Но зачем? Зачем им это нужно? – вскричал Веточкин.

Девушка неопределенно повела плечами. Тому было несколько причин: во-первых, как пояснила Оленька, таким образом жители Эпсилона реализовывали свое стремление к творчеству, формируя подходящую – по их представлениям – среду обитания, а во-вторых (что было не менее, а, может быть и более важным) пополняли жизненную силу за счет психических излучений порабощенных ими существ. Сверх того, им доставляло удовольствие владычествовать над своими пленниками. Разумеется, были у эпсилонцев и иные резоны, но полностью проникнуть во все их замыслы пока не удалось никому.

– Н-да,– задумчиво молвил Веточкин, покусывая рыжий ус. – Чем скорее мы унесем ноги с этой чертовой планеты – тем лучше. Кстати, тебе известно что-нибудь о муравьино­подбных крылатых людях?

– С мохнатыми, словно у шмелей, туловищами? – уточнила Алёна.

– Да.

– В зеленых подштанниках?

– Точно!

– Это экипаж «Протея»… Они были первопроходцами.

– А женщина? Женщина? У нее недавно вылупился из яйца ребенок!

– А–а… Значит, все-таки родила… Это жена бортмеханика, биолог Зоя Скворцова.

Какое-то время они шагали молча.

– Но почему? Почему, в одном случае – крылатые люди, во втором – зеленые человечки, а в третьем – этот реликтовый монстр? – не удержался от вопроса Веточкин.

Алёнка оценила его деликатность. Веточкин был слишком хорошо воспитан, чтобы не сказать: а в четвертом – принцесса со смешными вздернутыми ушами!

– По-видимому, они учитывают наклонности людей,– сказала девушка. – Таким образом, им легче проникать в их подсознание.

– Но капитан «Омеги», насколько мне известно, был человек культурный, тонкий! – возразил Веточкин – Ходили даже слухи, что он пописывал стишки!

– Все верно,– признала Олёна. – И, вместе с тем, это был очень мужественный и ответственный человек. Когда он понял, что над его экипажем нависла угроза мутации – в его сознании молнией вспыхнула мысль: он должен защитить своих товарищей любой ценой!

Они шагали по диковинной планете, взявшись за руки, как дети, и под их ногами певуче похрустывал оранжевый гравий.

Когда они добрались до капсулы, солнце уже погрузилось за линию горизонта, и его бледно-желтые лучи тянулись к лиловым пузырям облаков на бархатисто-синем фоне неба, словно чьи-то тонкие руки, молящие о пощаде.

Разместится в одноместной капсуле, двум космо­разведчикам было не просто, и потому шкиперу «Водолея» пришлось принять непростое решение: он обнял Алёнушку Киселеву и прижал ее к своей груди. Веточкин отдавал себя отчет в том, что это сопряжено с опасностью превратится в какого-нибудь мутанта. Например, в рыжего котеночка, мурлыкающего у ее ног. Но… иного выхода он не видел.

Было заполночь, когда в темном небе появилась быстро движущаяся серебристая точка, и в динамиках капсулы раздался надтреснутый, нервный голос Буянова:

– Я – «Водолей!» Я – «Водолей!» «Кентавр», где Вы? Что с Вами? Доложите обстановку!

На «Водолей» полетели позывные Веточкина, и Буянов услышал твердый, суровый голос своего шкипера:

– Я – «Кентавр». Я – «Кентавр». Докладываю обстановку. Задание выполнено! Алёнушка Киселева спасена! Возвращаюсь на «Водолей». Прошу обеспечить стыковку.

Сквозь шорох и треск радиопомех, в ларингофоны ворвался веселый голос Лаптевой:

– Веня, ты где? На Луну улетел, что ли?

– Нет,– оцепенело пробормотал Веточкин. – Я в созвездие Гончих Псов.

Он мотнул головой, сбрасывая наваждение. В капсуле сидели еще какие-то люди. Ба! Да это же Квашин, Пяткин и Лаптева! Почти без пауз звенел веселый голос:

– А я-то думала, ты на Луне… А ты, оказывается, улетел совсем в другую галактику. Ну, и как там у них? Уже внедрили банный метод, или все еще топчутся на месте?

5

Успешно завершив свою миссию в чрезвычайно опасной экспедиции на планете Эпсилон 37 в созвездии Гончих псов, отважный шкипер решил слегка размять ноги и с этой целью поднялся со стула. В намерения молодого космо­разведчика входило: проследовать около 20 метров по каменной кишке коридора вплоть до входной двери и, если не произойдет ничего экстраординарного (например, не появится какой-нибудь монстр с зеленым хвостом) выйти из Сонного царства. Тут перед Веточкиным открывалось два маршрута. Во-первых, можно было проследовать строго на запад, вдоль сквера, и затем, держа путь на юг, зайти в цех разведения страусов и кенгуру. Оттуда, двигаясь на восход солнца, попадешь к заводским воротам. Неплохо также было заглянуть в стоящий чуть на отшибе от основной трассы участок губных гармошек, где ударно трудились (за себя и за того парня) профсоюзный деятель, танцор и футболист. В каждом из указанных пунктов открывалась возможность зайти в туалет, а также испить газированной водицы из автомата.

Можно было также пойти и в другом направлении – на северо-восток. Но куда не пойди – все равно опишешь замкнутую петлю, и уйдет на это не более десяти-пятнадцати минут, так как двигаться следует споро, решительно, с весьма деловым и озабоченным видом, словно спешишь по какому-то экстренному делу.

Можно, впрочем, заложить два, или даже три витка по проторенной орбите, развив при этом крейсерскую скорость с зажатой под мышкой оранжевой бутафорской папкой, но в таком случае возникает опасность примелькаться, зарябить в глазах, у какого-нибудь начальника, что крайне нежелательно.

Итак, Вениамин Веточкин поднялся со стула и первым долгом протянул руку к оранжевой папке, сосредоточенно сдвинув густые черные брови – маскировка, прежде всего! Но не успела рука косморазведчика дотянуться до реквизита, как заскрипел озабоченный голос Романа Степановича:

– Веня, а ты, часом, на второй этаж не идешь?

– А что?

– Да вот, понимаешь, нужно срочные бумаги в машбюро занести. А у меня,– ладонь взметнулась к горлу, глазки округлились,– времени в обрез! Ты как, не подкинешь?

Веточкин сделал вид, что размышляет, может ли он выкроить несколько минут в своем чрезвычайно насыщенном графике. Затем взглянул на часы и великодушно – где наша не пропадала! – согласился:

– Ладно, давайте. Только если у них возникнут вопросы по тексту – я пас.

С этой существенной оговоркой Вениамин принял из рук Романа Степановича рыхлую стопку серых листов, исписанных корявым почерком. При передаче рукописи, руки Пяткина нервно вздрагивали, а глаза светились такой надеждой, словно он вверял Веточкину некий бесценный труд, плод долгих исканий, раздумий и бессонных вдохновений, а может быть, и итог всей своей непростой жизни. Веточкин ответил Пяткину взглядом, в котором читалось: «Будьте спокойны, Роман Степанович, Ваше бессмертное творение не канет в Лету!»

В пути все, слава Богу, обошлось без инцидентов – ни в коридоре первого этажа, ни на лестничной клетке, на рукопись Романа Степановича никто не покусился. С бестселлером под мышкой, Веточкин отворил дверь в машбюро и вошел в просторное помещение.

При его появлении, все машинистки – молодые, цветущие женщины – заметно оживились. Все как-то вдруг разом подобрались, расправили плечи, и заулыбались – словно по ним пропустили невидимый ток. Веточкин, почувствовав дурманящий прилив нежных женственных флюидов, покраснел, потупил взор, и его сердце забилось гулкими нервными толчками.

Женский коллектив, в котором волею судеб оказался Веточкин, работал по методу профессора Мендельсона – быть может, поэтому звук клавиш печатных машинок звучал в ушах шкипера такой чудесной музыкой.

Суть метода Мендельсона (если таковая вообще существовала) заключалась в том, что документы в печать следовало отдавать, не кому попало, но именно специальному куратору, Вере Андреевне Ланговой. Вера Андреевна распределяла поступающую к ней документацию среди машинисток, осуществляла общий надзор за выполнением заданий и выдавала первичную информацию для дальнейшей обработки Антонине Степановне Медведевой. Антонина Степановна, в свою очередь, путем сложнейших матема­тических вычислений, с привлечением индекса Мендельсона, констант Зельмановича, и формулы 2П4S – одним словом, вычислений настолько загадочных и туманных, что разобраться в них было бы, пожалуй, не по плечу и доктору математических наук (но зато, как это ни странно, по плечу Антонине Степановне) – так вот, эта прекрасная голубоглазая дама анализировала, систематизировала, интегрировала – словом, производила какие-то почти мистические священнодействия и выдавала итог.

После этого, становилось совершенно ясным, кто с кем соревнуется, кто находится на каком месте, так сказать, в турнирной таблице, у кого выше индексы Барклай де Толи, константы Мендельсона и баллы Зельмановича. Короче говоря, все было почти как в шахматных бюллетенях о рейтингах, с той лишь разницей, что в результате разгадывания этих головоломок у непосвященных начинались колики в животе и сильные головные боли. Бывали случаи – хотя и крайне редкие – когда особо дотошным аналитикам, ценою неимоверного напряжения сил, все-таки удавалось разгадать смысл «шарад Мендельсона», после чего у двух из них начались приступы падучей, а родственники остальных, не поднимая лишнего шума, обратились за помощью к психиатрам и другим узким специалистам. Поговаривали также (но это уж, разумеется, выдумки чистейшей воды) будто у начальника стандартизации Аарона Израилевича Слуцкого в результате глубокого осмысления всех аспектов этой, «безусловно, важной новации» выросла вторая голова (так как одной ему было для этого явно недостаточно) и что его, будто бы, забрали в засекреченный институт для изучения этого редкого феномена какие-то люди в пятнистой униформе.

Иными словами, спекуляций, кривотолков с целью затормозить прогрессивное, передовое, и вновь вернуться к старым добрым временам, когда реки текли киселем, а завод выпускал корабли, было предостаточно.

Отсюда возникала острейшая необходимость в агитации и популяризации среди широких народных масс этих сложнейших изысканий, что прекрасно достигалось рисованием разнообразных графиков и диаграмм в художественной мастерской. Эти-то графики и диаграммы были развешаны в машбюро на стенах с таким расчетом, чтобы каждый, даже самый отсталый гражданин, мог ими любоваться, словно картинами Сальвадора Дали или Пикассо. Как говаривал главный заводской демократ, Моисей Абрамович Чудаков, после своей поездки на Мадагаскар, перед срочным вояжем на Золотые пески, все должно было быть абсолютно прозрачно. Каких-то секретов, тайн мадридского двора, от своих работников у заводской администрации не должно быть никаких.

Вениамин Веточкин, хотя и не вникал в суть метода слишком углубленно из опасений за свое неокрепшее здоровье, все же был осведомлен, что согласно передовой новации, опус Романа Степановича следовало, в первую очередь, передать Вере Андреевне Ланговой для регистрации, дегустации, получения серийного номера, индификационного кода и прочей галиматьи. А уже затем, она должна запустить его в производство, согласно сетевому графику, с разбивкой отдельных страниц между различными исполнителями. Тем не менее, в каждой системе, какой бы сложной она ни казалась на первый взгляд, при наличии определенных качеств, можно было найти прорехи.

Шкипер «Водолея» этими качествами обладал с избытком. Он улыбнулся женскому коллективу своей открытой мальчишеской улыбкой и сказал:

– Здрасьте!

Женщины тотчас прекратили работу, заулыбались, послышались радостные восклицания:

– Ой, кто к нам пришел! Веничка! Светик ты наш!

– А мы уж тут все извелись! И что ж ты к нам так редко заглядываешь?

Все как-то сразу настроились на игривую, шутливую волну, давая понять, что Веточкин тут свой, всегда желанный гость.

– Дела, дела… – пробормотал Веточкин, хмуря брови. – Некогда в гору взглянуть…

– Ну да, ну да… – замурлыкали женщины. – Бедненький ты наш… Весь в делах, весь в заботах! Совсем уж этот Буянов тебя замордовал!

Вениамин Веточкин, к удовольствию всего женского коллектива, смущенно потупился и покраснел. Однако пасовать, идти на попятную было не в правилах отважного шкипера «Водолея».

Решительно ломая все графики, параграфы, индексы, идентификационные коды вкупе с константами Мендельсона и баллами Зельмановича, Веточкин направил свои стопы прямиком к Леночке Кисилевой. Ни Вера Андреевна Ланговая, ни Антонина Степановна Медведева при этом не проронили ни слова, а лишь переглянулись с понимающими улыбочками двух заговорщиц.

Единственным человеком, который, как казалось, не обращал ни малейшего внимания на всеобщее оживление, царившее в машбюро, была сама Леночка Киселева. Ее нежные пальчики без устали порхали над клавиатурой пишущей машинки «Ортекс», выстукивая настоящую симфонию любви.

Веточкин остановился возле ее стола, чувствуя на себе многочисленные взгляды заинтригованных женщин.

– К-хе, к-хе,– сказал Вениамин. – Лена… Тут вот Роман Степанович просил передать тебе срочную работу…

– Да? – тонюсеньким, нежным голоском проворковала Леночка, протягивая руку к бестселлеру.

Ей почему-то совсем не пришло на ум, что рукопись Пяткина Вениамину следует вручить, прежде всего, Ланговой, – так велела бездушная система Мендельсона,– и только после этого, в порядке строгой очередности, «срочная работа» могла попасть на рабочий стол к кому-либо из исполнительниц.

– Ну, и что там у него на этот раз? – Леночка положила бумаги Пяткина поверх той работы, которую она выполняла. – Так… Кодекс демо… … кро… крата… судо… судо… кого?

Она взглянула на Вениамина своими ясными глазками. Сердце у Вениамина шевельнулось, словно малое дитя. Молодой человек, зардевшись, склониться над рукописью, чтобы получше рассмотреть текст, и при этом коснулся щекой белокурых волос девушки. Его бросило в жар, грудь стеснило… Твердая почва поплыла из-под его ног.

– Судостроителя,– тихонько шепнул он.

– Ах да… Судостроителя… – проворковала Леночка. – Понятно…

Она углубилась в чтение.

– Часть первая… – сказала Леночка. – Участок разведения страусов и кенгуру… Гм, гм. Так… А это что такое?

Уже мало что, соображая, весь горя в огне, Веточкин склонился над рукописью еще ниже.

– Где?

– А вот же… вот.

Тоненький мизинец с перламутровым маникюром отчеркнул нужное место.

– Ах да… Действительно. Ничего не пойму.

Оно и не мудрено: в каракулях Романа Степановича было нелегко разобраться и с ясной головой. Довольно часто их приходилось разгадывать всем отделом, вооружившись очками и лупами, как ребусы или египетские письмена.

– Ах! – не удержалась от томного вздоха Зоя Скворцова.– И когда же уже Венечка осчастливит и меня, какой-нибудь срочной работой!

Леночка то ли не услышала ревнивого восклицания подруги, то ли попросту пропустила его мимо ушей.

– Может быть, это «отзывчивым?» – предположила она, закладывая пальчик между гранатовыми губками.

– Да, да, действительно. Похоже на то,– согласился Веня, сосредоточенно потирая пальцем лоб и начал читать:

«Демократ-судостроитель должен быть смелым, честным, отзывчивым… добросовестно выполнять производственные задания и… и…

– Постойте! – радостно вскричала Скворцова. – Это что, кодекс судостроителя, что ли?

– Демократа судостроителя,– веско поправил ее Вениамин.

– Какая разница! Я же его в прошлом году печатала! Она выдвинула ящик стола, достала брошюру:

– Вот он! Что там у вас?

– Добросовестно выполнять производственные задания, – прочел Веня и…?

– И социалистические обязательства!

– Нет. Не социалистические,– возразил Веточкин.

– А, какие ж еще? – удивилась Скворцова.

– Не знаю. Какие угодно, но только уже не социалистические.

– А может быть, демократические? – предположила Леночка.

– Точно! – просиял Веня. – И демократические обязательства! Все верно!

– Вот что, ребята – сказала Зоя.– Бросьте вы эту клинопись. Лена, возьми брошюру и шпарь по ней. Только заменяй социалистические на драматические, и добавляй к судостроителю дерьмократа – и все дела.

Это было весьма дельное предложение, значительно облегчавшее работу. Веня убедился в этом, взяв у Скворцовой брошюру и сравнив ее с бессмертным творением Пяткина. Молодые люди прояснили еще несколько туманных мест в опусе классика – причем сердце Вениамина в это время работало в аварийном режиме, а щеки пылали. Наконец, блестяще справившись с ответственным заданием прозаика, Веточкин направился к двери.

Сбежав по ступенькам на первый этаж, он пулей вылетел за пределы Сонного царства и заложил два витка по проторенной трассе.

Немного успокоившись, он перешел на более размеренный темп. В группе «Центр» Веточкин появился, весь как бы пронизанный мягкими лучами горнего света.

Роман Степанович с ожесточением скрипит пером – работы у него невпроворот. Владимир Иванович занят созерцанием трещин на пыльном потолке. Людмила Ивановна делает одновременно два наиважнейших дела: жует шоколадную, конфету «Мишка на севере» – во-первых, и с упоением пересказывает содержание кинокартины «Фантомас разбу­шевался» – во-вторых.

Веточкин занял кресло штурмана на космическом фрегате «Водолей». До обеденного перерыва оставалось еще около часа, и он решил смотаться по весьма срочному делу на одну из планет туманности Андромеды (ибо космические гангстеры с мохнатыми хвостами похитили дочь некого капитана Киселева и держали ее в заточении в одной из неприступных цитаделей). Но… тут дверь распахнулась и в отдел стремительно влетел Буянов.

2П4SПол, Потолок и четыре стены

Продолжение 3

От Николай Довгай

Довгай Николай Иванович, автор этого сайта. Живу в Херсоне. Член Межрегионального Союза Писателей Украины.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *