Глава седьмая
На дурьем озере
Из лужи Горелик вышел весь измазанный грязью, спесивый и злой как тысяча чертей. Он одолел своего противника, и теперь в его груди бушевала буря – запоздалая буря слепой ненависти к шутнику-затейнику Белиберде. Он поискал глазами этого мерзкого карапуза, воинственно почесывая кулаки. Его обидчик трусливо прятался за спиной Клеопатры.
– Ну, шо ты там ховаешься за мамкиной юбкой, герой? – грозным тоном произнес Горелый. – А ну, выходи!
Белиберда опасливо высунулся из-за спины Клеопатры:
– Ага! А ну, как драться начнешь. Гляди, какой сердитый! Аж мороз по коже дерёт!
Клеопатра погладила Белиберду по голове.
– Не бойся, сынку, мамка тебя в обиду не даст, – она погрозила Горелику пальцем. – А ты смотри у меня, Добрыня Никитич. Только тронь маленького хоть пальцем – раздавлю, как козявку – и ша.
Белиберда прижался щекой к мамкиному бедру, держась за ее подол и изображая собой невинного херувима.
– Пускай отдаст пиджак, – отрезал Горелый упрямым голосом. – Или я за себя не отвечаю.
– Ладно, сынку, отдай Илье Муромцу его приз, – сказала Клеопатра.
Белиберда снял пиджак и протянул его Горелику:
– Так уж и быть, дарю на память. Носи!
Надев пиджак, новый чемпион Чёртовни снял с головы дурацкий колпак и сунул его в карман – придет час, и он еще напялит его на голову какому-нибудь салабону…
После боя в луже с ним произошла удивительная метаморфоза – в какой-то мере подобная той, что свершилась с ним в Железном Змие. Он вышел как бы из некой прострации, обрел былую уверенность в себе, в своих силах. И понял, что за место под новыми небесами тут надо драться точно так же, как и в его прежнем мире – давить, давить всех, кто слабее тебя! Вот, он отметелил Толяна – и его сразу зауважали, с ним стали считаться! И сейчас он смотрел на прочих бесов уже свысока, ему даже начало казаться, что он как-то вырос, раздвинулся вширь…
Между тем, победителя окружила шумливая ватага демонов. Одни похлопывали его по плечу, другие пожимали руку.
– Дай пять!
– А здорово, братишка, ты его уделал!
Горелый приосанился, принимая развязный и высо犀利士 комерный вид. Он небрежно махнул ладошкой:
– Ерунда… Я еще и не таким уродам рога обламывал… Закурить не найдется?
Кто-то из бесов протянул ему сигарету, второй услужливо чиркнул спичкой, поднес огонек. Горелику это понравилось. Похоже, тут жить можно. И даже жить неплохо! Если в дальнейшем сколотить шайку шустрых бойцов…
– Ну, будем считать, первый экзамен твой питомец выдержал с честью, – заметил прыщеватый, обращаясь к Клеопатре.
– Не удивлюсь, – раздался льстивый голосок, – если он и самого Соплю обработает!
– Ну, Соплю – это навряд ли, – усомнился красномордый. – Уж больно Сопля крут…
– Что? – загорелся Горелик, закатывая рукава. – А ну, который тут Сопля?
– Я! – сказал худой долговязый бес с длинной насмешливой улыбкой. – Желаешь стукнуться со мной, братишка?
Он приподнял верхнюю губу и презрительно цыкнул сквозь зубы.
– Как-нибудь в другой раз, – вмешалась Клеопатра. – А сейчас нам пора двигать. Адью, спортсмены!
Мамка со своим выводком отошла от лужи.
– Послушай, ты, Добрыня Никитич, – сказала она Чемпиону. – Тебя не дергают – не дрыгай ногами. Усек?
– Да я бы этого Соплю…
– Ша, я сказала! Глохни! И скажи мне спасибо, что я тебя увела. Иначе бы ни один хирург тебя не склеил.
– Слушайся мамки – и все будет тип-топ, – назидательным тоном вставил Белиберда. – Мамка – она голова!
– Золотые слова! – воскликнула Клеопатра.
У лужи вновь началась какая-то возня. Из оконных проемов Дворца Культуры посыпалась похабная матерщина. Клеопатра почесала зад:
– Ну, шо, орлы? Какие будут конструктивные предложения? Надо отметить победу Палёного. Кто за?
– Я! – воскликнул Белиберда.
– Ну, и?
– Предлагаю завалиться к Мохнатому!
– Ну, нет, – сказала мамка. – Мохнатый – это не тот уровень, слишком мелко для нашего ранга! Нам надо что-то поэлитарней – шоб мы могли и забуриться поглубже – и культурно отдохнуть.
– А как же Глиста? – усомнилась Белла. – Не осерчает, если мы не выйдем цимбель собирать?
– Глисту я беру на себя! – сказала Клеопатра. – Мы с ним живем во как, душа в душу! – она скрепила ладони в замок, демонстрируя этим свое единение с Глистой. – Так что предлагаю двинуть прямо на дурье озеро и оттянуться там по полной программе. Кто за? Против? Воздержавшиеся?
Путь к дурьему озеру был недалек.
Бесы вышли за околицу, которая началась сразу же за центром, и пошли по топкой низине, поросшей пучками болотной травы. Горелик был немало удивлен тем, что они не проваливались в трясину, но скользили над ней, словно призраки. На некоторых кустах росли красные ягоды, похожие на малину. Но были ли они съедобны? Тут и там лежали камни, и возле них торчали воткнутые в землю палки. На болоте вспыхивали красные огни.
У одного из валунов Клеопатра остановилась, выдернула палку из земли и постучала по камню. Через минуту-другую камень задвигался и провернулся, словно некая заслонка, вокруг своего края, открывая как бы канализационный колодец. Из колодца брызнул столб чадящего огня и показался долговязый черт с вилами в руке. Он высунулся по пояс над поверхностью болота.
– Ну, чего надо? – спросил чёрт.
– Забалабасить, – сказала Клеопатра.
– А это шо за змей? – чёрт указал вилами на чемпиона Чертовни.
– Это Горелый, парень Глисты. Только что он обломал рога Толяну. Он потом отработает.
– Ладно. Заваливайте.
Чёрт исчез под землей. Белиберда приблизился к люку, и на него упали красные отблески огня. Он повернулся спиной к колодцу, опустился на колени, вытянул одну ногу прямо в пламя, опустил ее вниз, нащупал ею ступеньку и стал спускаться в подземный мир. За ним последовала Белла.
– Ну? А ты шо стоишь, как целка? – сказала Клеопатра Горелику. – Особого приглашения ждешь, чи шо? Давай, ныряй, чемпион!
Горелик опасливо приблизился к открытому люку и осторожно вытянул руку вперед. Ее объяло пламя, но боли он не почувствовал. Тогда он полез в подземелье, охваченный преисподним огнем.
Он двигался по вертикальной лестнице, в маслянистом чаде и красных языках пламени. Над ним переступали со ступеньки на ступеньку кривые ноги Клеопатры, едва не наступая подошвами грязных полусапожек ему на голову. «Ну, пошевеливай маслами! – покрикивала мамка. – Не задерживай поступательное движение трудящихся масс!»
Метров через пять, или, может быть, семь, спуск окончился и Горелик оказался на небольшом каменном пятачке. Следом за ним со ступеньки спрыгнула и мамка. Сбоку от входа стоял обшарпанный стол. За ним сидели два обнаженных черта и играли в карты. Их вилы были прислонены к стене, словно винтовки солдат, находящихся в караулке. Один из них был тот, что впускал их в эту нору. На столе стояла наполовину опорожненная бутылка, два стакана, валялась разорванная пачка папирос. У потолка висело колесо, сидевшее на длинной оси, наподобие корабельного штурвала.
Стражники доиграли партию, и выигравший черт ударил проигравшего картами по носу.
– Ну, чо, все спустились? – спросил проигравший страж, почесывая нос.
– Так точно, – отрапортовала Клеопатра.
Охранник поднялся с места и начал крутить колесо. Второй чёрт заметил наставительным тоном:
– Только там аккуратненько. А то загремите к Червлёному.
– Не боись, батяня. Не первый год замужем. Все будет хоккей и сеньки вери мяч! – сказала Клеопатра и пошла с Паленым в подземный кабак по уклонным каменным ступеням. Впереди, в чадящем красном мареве, двигались Белла и Белиберда.
– А что это за тип – Червленый? – спросил Горелик.
– Ого! Большой перец! – Клеопатра вскинула палец. – Он заворачивает всеми делами в зоне Ч.
– А мы где?
– На уровне Г. У нас тут за главного Глиста.
По мере продвижения бесов вглубь этой каменной клоаки проход расширялся, превращаясь в обширную пещеру. Стены были изрезаны множеством трещин, расселин, низких уступов и нор. На полу громоздились острые камни и валуны, тут и там зияли провалы, ямы, колодцы. Впереди блестело озеро, и его берег был усеян фигурами бесов.
– Держись, сынку, подальше от этих чертовых ям, если не хочешь загудеть к братве Червлёного, – предупредила Клеопатра, с опаской обходя вертикальные скважины. Она обогнула колодец, скрывающийся за одним из валунов. Из его недр, словно из печной трубы, валил черный дым, и в нем потрескивали красные искры. Горелик ощутил дыхание ужаса. Он невольно отшатнулся от провала, прижимаясь ближе к стене.
Не прошли они и десяти шагов, как из расщелины выкатилась хмельная компания уродливых карликов. Они являли собой убогое зрелище: рожи землисто-лиловые, припухшие, вместо одежды – грязное засаленное рванье. Клеопатра окликнула их бравым голоском:
– Откуда, братишки?
– От Мохнатого! – бодро откликнулся один из пьяных обитателей преисподней.
На его лице играла блаженная улыбка идиота. Багровый рубец – возможно, от удара секиры или топора – пересекал его лоб, щеку и подбородок. На месте глаза зияла ужасная дыра. Одно бедро было вывернуто, и поэтому при каждом шаге бесу приходилось выворачивать ногу. Остальные братишки имели каждый свое уродство – тот был горбат, этот покрыт страшными язвами, иной имел физиономию, схожую со свиным рылом или птичьей головой. Были в среде этих отщепенцев и мужеподобные бабы, в облике которых уже не осталось решительно ничего женственного.
– Так што, решили сменить дислокацию? – балагурила мамка.
– А шо нам киснуть в одном месте? – словоохотливо ответил одноглазый. – Погудели в одном кабаке – теперь пора перебираться и в другой! Вишь, каких клёвых девочек с собой прихватили!
Он похлопал одну из мужеподобных баб по твердому заду:
– Девочки што надо! Шик-модерн!
Клёвая девочка взбрыкнулась:
– Убери лапы, уродина косоглазая! А не то второе моргало выколю!
– Ишь, кочевряжится, сучка! – с довольным видом флиртовал одноглазый, щипая бабу за бедро. – Недотрогу из себя корчит, падла! Ну, да мы и не таких ещё кобыл уламывали.
Озеро, к которому приближались бесы, походило на огромное серое пятно, разлитое в конце пещеры. От него исходил дурманящий запах сивухи. На берегу, покрытом галькой, возлежали отдыхающие. Иные сидели у невысоких камней или же стояли за валунами, служившими тут столиками. Бесы пили, закусывали, совершенно как в каком-нибудь кабаке. Гул голосов, взрывы хохота, возбужденные выкрики пьяниц тонули в сизой табачной дымке, скупо освещенной синей треугольной звездой, мерцавшей вдали. Некоторые из гуляк подходили к озеру, зачерпывали из него мутную жидкость в разнообразную посуду – бутылки, ведерки, графины или стаканы – и, пошатываясь, возвращались к своим подвыпившим корешам. Другие ложились прямо на живот у береговой линии и лакали из водоема, как собаки.
– Вот это жисть, а! – воскликнул Белиберда, потирая руки. – Страна Аркадия! Пей – хоть залейся!
Они расположились на свободном пятачке. Клеопатра достала из своего ридикюля стакан, бутылку и откомандировала малыша за выпивкой. Тот набрал сивухи из самогонного озера и вернулся к честной компании. Мамка наполнила стакан и обвела своих чертяк веселым взглядом:
– Дамы и господа! – сказала Клеопатра, приподнимая стакан. – Сегодня мы принимаем в наши ряды нового члена, аристократа и джентльмена… Так выпьем же за то, чтобы этот могучий член вписался в наш дружный запойный кружок. Пожелаем ему, чтобы он не загремел под фанфары к красным мутантам Червлёного или к титанам сектора Зет. Или, ещё того хуже – к ночным странницам бездн Мрака. Пожелаем ему удачи и отпадных глюков! Пусть косит цимбель во славу нашего славного батьки Глисты и кохает сладких девочек с мохнатыми хвостами в свое полное удовольствие!