Чт. Мар 28th, 2024
Конфеткин

Глава пятая

Проводы

Скорбные звуки траурного марша огласили Привокзальную площадь.

Гулко бухали в барабаны угрюмые барабанщики. Звенящей медью лязгали тарелки, жалобно завывали длинные, с широкими раструбами, духовые инструменты, рыдая и всхлипывая на разные голоса.

Музыканты шествовали отдельной группой, впереди процессии. За ними, с интервалом в пять-шесть шагов, плыл ковчег с открытым верхом, покоящийся на плечах четырех сумрачных детин, левые предплечья коих были перевязаны алыми лентами. В ковчеге возлежала госпожа Кривогорбатова, накрытая теплым шерстяным пледом, и сердито пялилась в серое унылое небо. Из-под пледа торчали ее тонкие ноги в красных туфлях.

За ковчегом следовали плакальщицы, берущие за свои услуги по три целковых на нос (не считая тризны с обязательной выпивкой) а с таких важных и влиятельных персон, как нынешняя пассажирка железного Змия – и по червонцу на рыло. Сие обстоятельство, по всей видимости, воодушевляло мастериц жанра, и они голосили с таким рвением, как будто случилась глобальная катастрофа вселенского масштаба.

За стенающим бабьем двигались домочадцы Аиды Иудовны Кривогорбатовой во главе с ее внучкой Сатаниной, поддерживаемой с боков двумя тетками злодейской наружности, а также и городское начальство: господин губернатор Пом-Пом-Пузатов, господин тайный советник Алле-Базаров, и другие важные персоны. В число элитной группы вошли также заместитель Аиды Иудовны Тригуб-Заде-Новозадворский и ее адъютант, в своем неизменном черном мундире, словно специально скроенном для подобных мероприятий.

За домочадцами и сановными лицами тянулся разномастный хвост провожающих, конец которого терялся в глубине улиц, запруженных народом. Во избежание эксцессов, и для поддержания надлежащего порядка, по бокам шествия двигалась конная полиция – усатые красавцы гренадеры в щегольских мундирах, с саблями на боках. Сквозь звуки траурного марша и истеричные завывания наемных плакальщиц прорывался мощный гул толпы, подобный реву водопада. Тут и там раздавались непристойные выкрики, прибаутки, слышался громкий смех. Многие на радостях уже были и пьяны, и теперь шумно выражали свой восторг по поводу того, что наконец-то эта старая ведьма, наводившая ужас на весь город, отправляется ко всем чертям.

Выйдя на привокзальную площадь, процессия обогнула вокзал и, извиваясь, подобно гигантской змее, вышла на перрон.

Железный змий уже был подан на первую платформу. Он поблескивал стальной чешуей в редком свете зажженных фонарей, разгоняющих сумерки промозглого осеннего дня. Из трубы, торчащей над башкой чудища, валил черный дым, впереди металлической морды горели два красных огня-глаза. Брюхо Змия опиралось на глянцевые, точно вымазанные дегтем колеса, которые были утверждены на узких полозьях, уходящих в необозримую даль. Вдоль этого чуда-юда сновали по перрону толпы людей – родные и близкие пассажиров, отправляющихся в иные края. Разумеется, не обошлось тут и без зевак, всегда готовых поглазеть на бесплатные зрелища. Тем паче, что сегодня провожали в мир иной такую важную шишку!

Итак, шествие с ковчегом, в котором покоилась старая ведьма, вонзилось в гущу толпы; послышались грубые выкрики, тут и там вспыхнули перебранки и мелкие потасовки, однако несколько крепких зуботычин и оплеух, оперативно розданных ротозеям переодетыми в штатское полицейскими, быстро водворили надлежащий порядок. Толпа всколыхнулась, раздвинулась, пропуская процессию вперед, и вновь сомкнула свои ряды.

Спец вагон для особо важных лиц стоял напротив входа в вокзал. Дойдя до него, шествие остановилось. Носильщики бережно спустили свою ношу с плеч и прислонили ее к тумбе с фонарем под углом, близким к 45 градусам. Жандармы, растолкав зевак, создали перед госпожой Кривогорбатовой пятачок свободного пространства величиной с небольшую танцевальную площадку, и теперь сановная пассажирка Железного Змия могла созерцать толпившийся вокруг нее народ.

По знаку, данному распорядителем проводов, вновь заиграли музыканты, стоящие сразу за фонарем по правую руку от ковчега. Жалобно всхлипнула скрипка, приглушенно заныли трубы, сдержанно, в унисон прощальной мелодии, зарыдали наемные плакальщицы. По прошествии двух или трех минут распорядитель, подобно некому дирижеру, взметнул руки вверх – и плакальщицы тут же смолкли. Траурная музыка оборвалась. В наступившей тишине вперед выдвинулся господин Алле-Базаров, придал своей деревянной физиономии задумчиво-скорбный вид и, держа котелок с черной креповой ленточкой на отлете, стал держать речь:

– Дорогая наша Аида Иудовна… Сегодня мы провожаем тебя в далекий путь. Что же сказать тебе на прощанье?

Речь господина Алле-Алле-Базарова лилась легко и непринужденно. В ней он воздал должное её редкому уму, такту и необычайной выдержке; упомянул, что её отличали несгибаемая воля, а также душевная чуткость к окружающим её людям.

Окончив свою болтовню, Алле-Базаров скромно стушевался, высвобождая место для следующего краснобая. Тут же заголосили плакальщицы, тягуче завыли трубы, зарыдала скрипка… С печальной миной на устах, к Аиде Иудовне приблизился господин Поп-Пом-Пузатов. Распорядитель проводов взмахнул рукой, запала мертвая тишина.

Речь господина губернатора была столь же напыщенной и пустой, сколь и пространной. В ней он искренне сожалел о том, что на его долю не выпало «великого счастья общаться с этой интеллигентной дамой» столь тесно, как её верным бесстрашным цирикам. Общение господина Пом-Пом-Пузатова с госпожой Кривогорбатовой ограничивалось балами, приемами и светскими раутами. Что, впрочем, не помешало господину губернатору выразить твердую уверенность в том, что Аида Иудовна – это «великий деятель современности», и что её имя будет «высечено золотыми буквами на скрижалях истории».

После этих пустомель выступило еще несколько витий, рангом пониже, и в их числе – Тригуб-Заде-Новозадворский. Словом, все протекало чинно-благородно, если не считать нескольких недотеп, которые глазели на госпожу Кривогорбатову, словно на макаку в зверинце и тыкали в неё пальцами, перемигиваясь и корча рожи.

Но вот раздался сиплый гудок, извещающий о скорой отправке Железного Змия. Распорядитель проводов взглянул на часы, готовясь к следующему пункту церемонии, и тут к ковчегу протиснулся новый оратор – адъютант Аиды Иудовны Кривогорбатовой. Черный офицер мягко опустил левую руку на плечо своей грозной начальницы, задумчиво вперил взор в небеса и так повел свою речь:

– Дорогая наша Аида Иудовна…

В толпе зашушукались. Все были уже порядком утомлены этой болтовней – пора было и кончать эту бодягу.

– Я не мастак говорить, – невозмутимо заплёл черный офицер, прикладывая другую руку к своему сердцу, – но и молчать в такой знаменательный день тоже не в силах. Слишком уж много накопилось у меня на душе…

В среде зевак шумно высморкались. Некий долговязый тип вскинул ладонь, и с широкой улыбкой на пьяненькой физиономии крикнул приятелю:

– Эй, Васек! Давай, двигай сюда! Тут прикольно!

Его дернули за обшлаг рукава, бабы зашикали на баламута.

– Вот тут очень много говорилось о выдающемся уме, кристальной честности, несгибаемой воле и многих других достоинствах этой выдающейся личности, – заметил черный офицер. – И правильно говорилось. Мне ли, её верному соратнику, не знать об этом? Но сейчас мне хотелось бы сказать совсем о другом. Сейчас мне хотелось бы приоткрыть перед всеми вами завесу над одной важной тайной…

Офицер огладил подбородок и, таинственно помолчав, продолжил:

– Долгие годы я был одним из самых близких друзей Аиды Иудовны… Со мной она делилась всеми своими радостями и печалями. Мне, одному лишь мне, поверяла она все свои самые сокровенные мысли и мечты… Я никогда не афишировал этого. Но сейчас, у тела драгоценной нашей Аиды Иудовны, я чувствую себя обязанным рассказать вам о тех мыслях, чувствах, сомнениях, которые терзали её в последние дни…

Вторично загудел гудок. Стоявший среди провожающих Маркович недоуменно сдвинул плечами и справился у Абрама Моисеевича:

– Какие еще пни?

– Не пни – а дни! – рявкнул тот в подставленное ему ухо.

Вдоль Железного Змия неспешно шагал служитель в фирменном кителе, простукивая молотком буксы в колесах.

– Аида Иудовна горела на работе! – развлекал толпу черный офицер. – Но силы её были уже на исходе. Ей требовался отдых, однако она и слышать не хотела о нём. К тому же, в последние дни она шла по следу одного очень опасного преступника, и ей хотелось довести начатую операцию до конца.

«Тук, тук, тук» – флегматично постукивал служитель по буксам. Небо омрачилось, с низко нависших туч стал накрапывать мелкий противный дождь. Одна из баб безмолвной тенью скользнула к ковчегу с госпожой Кривогорбатовой и распахнула над ним чёрный зонт. В резном обрамлении богато украшенного ложа, сановная пассажирка Железного Змия походила на восковую куклу, заключенную в изящную оправу.

Черный адъютант продолжал упражняться в своих измышлениях:

– Я полагаю, в тот роковой вечер Аида Иудовна уже предчувствовала свой скорый отъезд в иные миры. И, вероятно поэтому, она пригласила меня к себе в кабинет в конце рабочего дня. Там между нами состоялся один очень непростой разговор…

Услыхав эти небылицы, госпожа Кривогорбатова с недоумением захлопала глазами. Губы ее адъютанта раздвинулись в бесстыдной улыбке:

– Дорогая наша Аида Иудовна… Поверьте мне, я сохранил в своем сердце все ваши слова! И я целиком и полностью разделяю ту тревогу и ту глубокую озабоченность, с которой вы говорили мне о самом наболевшем – о том святом деле, на алтарь которого вы принесли всю свою жизнь…

Тригуб-Заде-Новозадворский нервно затоптался, приглаживая свою плешь внезапно вспотевшей ладонью. До него стало доходить, куда гнёт этот чёрный пройдоха.

– …Ваши мысли, ваши бесценные наработки ни в коем случае не должны пропасть даром! Это волновало вас больше всего. Вот тогда-то вы и произнесли эти слова: «Если дело в твоих руках – я спокойна!»

– Ну и ну! – загудел в ухо Марковичу Абрам Моисеевич. – Еще не успели спровадить старую калошу, а он уже рвется на ее место!

– Неужто сумеет обскакать Тригуба? – усомнился Маркович.

– А кто его знает? Сейчас у них такая буча за трон начнется – только держись!

Служитель уже простукивал буксы в хвосте Железного Змия.

Послышались звуки гармоники, и он увидел, как на перрон вывалилась бесшабашная компашка. В ее голове катилась допотопная коляска, или, правильнее будет сказать, тачка, которую толкал перед собой долговязый детина с припухшим и изрядно помятым лицом. В коляске полулежал Горелик, смахивающий на пьяного сатира. С правой руки от него вразвалочку вышагивал гармонист в полосатых штанах, заправленных в сапоги, и над козырьком его ухарски заломленной на ухо кепки красовалась красная гвоздика. Позади коляски нетвердой поступью двигалась тетка Алина и жена Горелика, Любарочка; сбоку от них брел мужлан с перебитым носом и неприятной усмешкой в глазах. За этой троицей тащилось с десяток сомнительных личностей. Гармонист наяривал на гармонике жалостливую мелодию, а сопровождавшая коляску бражка пела нестройными хмельными голосами:


Уезжал ты в края далекие

Провожала тебя я, родно-ой,

А за моря, за дубравы широкие.

А потом возвращалась домой.


А у оконца присела, уныло я –

Приклонились к земле васильки!

И рыдало сердечко постылое,

Разрываясь от дикой тоски!


Там, в краю-то далеком, неведомом,

Может, встретишь зазнобу свою-у.

Я же в мире, тобою похеренном,

Свою верность тебе сохраню!


Дойдя до последнего вагона, ватага остановилась. Мужик с перебитым носом приблизился к подножке у тамбура, на котором стояла служительница Железного змия в болотной униформе и, протянув ей билет, с усмешкой произнес:

– Принимай пополнение, командир!

– Кого?

– А вон того придурка, что в люльке сидит.

И, уже обращаясь к удалой компашке, махнул ей рукой:

– А ну, тащите сюда этого гада!

Проводница спрятала билет нового пассажира в специальное отделение коричневой папки, сделав на нем какую-то отметку. Двое забулдыг подхватили Горелика под руки, другие ухватили его за ноги и поволокли к тамбуру. Бестолково суетясь, они стали заталкивать Горелика на площадку тамбура ногами вперед. В этот момент к супругу пьяно шарахнулась Любарочка, обхватила его за голову и пронзительно заголосила:

– И на кого ж ты меня покидаешь, га!? И что же я буду без тебя делать, га?

По ее щекам покатились слезы. Она застучала себя кулаком по груди:

– Не пущу! И я с тобой! Пустите, пустите меня, и я тоже хочу с ним уехать!

– Безбилетных не берем, – сказала ей служительница Змия, насмешливо улыбаясь. – Давай, вали отсюда.

Любарочка уткнулась головой в щеку Горелика.

– Ишь, как убивается, – сочувственно сказали в толпе.

– Да чего ж тут убиваться-то? – молвила какая-то рожа. – Все там будем.

Из головы Железного Змия вырвалось облако черного дыма, раздался третий гудок. Кривоносый обнял жену Горелика за талию и помог ей встать на ноги. Он сказал, похлопывая ее ладонью по заду:

– Ну, все. Довольно уже. Назад не воротишь.

Жалобно всхлипывая, Любарочка прильнула к его груди. В толпе зевак заинтересовались:

– А это кто?

– Дык, хахиль ейный.

Продолжение 18 У ночного костра

От Николай Довгай

Довгай Николай Иванович, автор этого сайта. Живу в Херсоне. Член Межрегионального Союза Писателей Украины.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *