29. Побег
Срок ультиматума истекал. Если он и дальше будет бездействовать, сидя у окошка, как Наташа Ростова – завтра ему отрубят голову. Сомнений в этом у комиссара Конфеткина не было никаких. Ведь ланцепупы – существа очень рациональные!
Собственно, вариантов для побега у него было лишь два. И оба – в высшей степени авантюрные.
Вариант «А»: сойти на первый этаж, тюкнуть сторожа по голове чем-то увесистым – таких штуковин во дворце хватало – открыть дверной засов и выскользнуть во двор.
Вариант «Б»: спуститься через окошко по веревке, как это обыкновенно проделывали рыцари и влюбленные дамы в сентиментальных романах.
Первый вариант, по зрелом размышлении, Конфеткин отмел. Во-первых, дворец нашпигован стражей Бебианы, и проскользнуть мимо нее довольно-таки проблематично. И, во-вторых, даже и прошмыгнешь, и откроешь дверь, но засов-то за собой с улицы все равно не задвинешь. (И хорошо еще, если сторож куда-то отлучится и его не придется выводить из игры).
Словом, этот трюк не может пройти незамеченным, поднимется переполох и, еще до того, как он достигнет частокола детинца, его схватят. Точка.
Второй вариант – тоже не ахти какой…
Главная печаль тут заключалась в том, что под окошком проходит галерея, и по ней курсируют гвардейцы Бебианы.
Сколько уж раз обдумывал Конфеткин свой отход через балкон…
Вот он соскочил с окна на террасу… вот привязал веревку к столбику балюстрады (а охрана тем временем повернулась к нему спинами и любуется звездами или луной). Вот спустился во двор… (охрана продолжает пялится на небо). Но когда он будет мчаться к частоколу – не увидеть его сможет только слепой.
Но допустим даже, что гвардейцы Бебианы ослепли на это время, что ему удалось добежать незамеченным до старого ореха, взобраться на него и по ветке, нависающей над частоколом, спрыгнуть за забор; допустим даже, что ему снова сказочно повезло, и он сумел отыскать в камышах рыбачью лодку. А дальше-то что?
В такую ясную ночь на реке можно разглядеть и комара. Не успеешь отчалить от берега – и тебя тут же сцапают.
И все-таки комиссар Конфеткин постановил уходить через балкон. Во-первых, не нужно никому наносить черепно-мозговых травм. И, во-вторых, если этот номер все же пройдёт – никто не хватится его до самого утра.
Итак, наши цели ясны, задачи определены, как говаривал один лысый тип, любитель кукурузы… Дело оставалось за погодой. А она, как известно, дама капризная.
Всю последнюю декаду по небу ползали свинцовые тучи, сея монотонные дожди. И вдруг именно в эти три дня – нате вам! – установились ясные деньки, а ночи стояли такие светлые, что «хоч голки збирай».
Такие ясные ночи – истинная благодать для поэтов, влюбленных и летчиков. Но бежать из дворца при таком небесном освещении – настоящее безумие. Вот почему Конфеткин терпеливо выжидал перемены погоды. И чего же дождался?
Мало того, что луна светила на всю катушку, но как раз этим вечером у Муравьиного Острова появилась целая флотилия неведомых судов.
Откуда она взялись? Возможно, то были купцы, плывшие из Варяг в Греки? Два корабля бросили якоря аккурат напротив его башни, и из окна ему были хорошо видны обводы их корпусов и паруса, облитые лунным сиянием. Еще десять судов стали вдоль береговой линии острова.
Нападать на такие силы ланцепупы не осмелились, и ими были приняты меры повышенной безопасности: караулы удвоены, свет во дворце приказано не зажигать, и теперь задача Конфеткина усложнилась…
Он переоделся в одежду простого соколота, (а её он выпросил у госпожи Бебианы для прогулок во дворе) достал из-под кровати веревку, связанную из полос разорванных простыней и аккуратно свернутую в кольцевую бухту, открыл окошко и выглянул наружу. Тихо.
Он уже высунулся из окна – как кукушка из бабушкиных часов, – когда из-за поворота террасы показался силуэт стражника. Конфеткин отпрянул и прикрыл окно (но не плотно, а так, чтобы можно было слышать, что происходит снаружи).
Шаги приближались. Вот они замерли у его окна. Комиссар приник очами к оконной щели. На террасе, положив руки на перила балюстрады, стоял гвардеец с крыльями за спиной.
«Прыгнуть на него сверху и тюкнуть чем-нибудь по башке?» – пронеслось в голове у комиссара.
Послышался шум еще чьих-то шагов, и затем раздался хрипловатый голос:
– Слава Бебиане!
Гвардеец обернулся на голос, и в его флегматичном профиле Конфеткин узрел знакомые черты Йорика Лентяя.
– А, это ты, – лениво отозвался Лентяй.
В пятно лунного света вступил второй гвардеец – как видно, он пришел сюда с другого конца галереи.
– Ну что, всё чики-пики? – спросил он.
– Порядок! – сказал Йорик.
– А ночь-то какая! – вздохнул второй страж. – Так и хочется взмыть в небеса и летать, летать под этой бледноликой красавицей-луной!
– А по мне, – зевнул Йорик-Лентяй, – так уж лучше бы соснуть часок-другой. Куда больше толку будет.
– Тебе лишь бы дрыхнуть! Так всю жизнь проспишь. Ты посмотри лучше, красота-то какая! Все в сказочном сиянии, и тишина… даже и листочек на дереве не шелохнется. И корабли стоят – как нарисованные…
– Вот именно, что нарисованные, – хмыкнул Йорик Лентяй. – А зачем они тут нарисовались, ты об этом подумал? Если утром они не уберутся к чёртовой бабушке, то обнаружат нас непременно. И тогда начнется такая заваруха…
– Не нашего ума это дело, – сказал, как отрезал, второй страж. – Нам велено следить за окном, чтобы этот молодец не ускользнул – а остальное нас не касается. Так что гляди в оба.
– Да куда он денется?
Конфеткин отлип от окна – не стоит подвергаться риску быть обнаруженным.
– Ладно, пойду, обойду еще разок вокруг башни, – донесся до него голос того гвардейца, что желал летать под луной. – А ты с окошка глаз не спускай…
– Угу… – протянул Йорик Лентяй ленивым баском. – Будь спок. И мышь не проскочит.
Конфеткин выждал еще немного и снова выглянул наружу.
Второго гвардейца уже не было, а Йорик все еще торчал у балюстрады, любуясь красотами природы. Вот он зевнул, потянулся и лениво побрел прочь от окошка.
Едва спина гвардейца скрылась за поворотом, Конфеткин сбросил в окно моток связанных простыней, выскользнул в него сам и мягко, словно кошка, спрыгнул на галерею. Он присел на корточки и привязал один конец простыни к столбику балюстрады. Проверил узел на прочность и перебросил бухту через перила.
Нервы у него были напряжены, как тетива, однако действовал он хладнокровно и уверенно.
Комиссар встал на ноги… поднял голову…
В небе летели два ангела в белоснежных ризах и волокли за собою длинную черную пелену. Долетев до луны, они накинули её на неё, и мир погрузился во тьму. Налетел шквал ветра и взволнованно зашумели кроны деревьев… Конфеткин, те теряя драгоценного времени, перелез через балюстраду и стал спускаться вниз.
Все прошло как по нотам.
Связанная из простыни веревка была толста и удобна, на её узлах можно было делать передышки, да и башня была не слишком высока. Едва ноги Конфеткина коснулись земли, застучал частый дождь. Он двинулся к частоколу.
Он знал, что с его правой руки шла аллея, ведущая к парадному крыльцу дворца, а с левой – в трестах пятидесяти пяти шагах от него (он просчитал это расстояние во время своих прогулок) рос орех.
Он проделал эти триста пятьдесят пять шагов по направлению к ореху и остановился. Дождь лил как из ведра.
Правильно ли он двигался? Кромешная тьма не позволяла ему судить об этом. Внезапно небо прорезала ослепительная вспышка, и вслед за тем раздался ужасающий треск грозовых раскатов.
В росчерках молнии Конфеткин увидел абрисы ореха. Дерево росло немного правее того курса, по которому он шел. Комиссар скорректировал свой путь, вытянул руки перед собой и вскоре его ладони уперлись… в частокол.
Что ж, промашечка вышла, однако…
Он отступил назад и взял чуток левее. На этот раз ему удалось нашарить мокрый ствол ореха. Теперь предстоял следующий этап аттракциона: вскарабкаться впотьмах на дерево по мокрому стволу, найти ту ветку, что нависает над частоколом и сигануть с неё в неизвестность.
Вот тогда-то Конфеткину и пришлось пожалеть о том, что у него не растут когти, и нет пушистого хвоста, которым можно было балансировать, лазая по ветвям, как у его подружки Маркизы1. Несмотря на это, ему удалось взобраться на дерево, продвинутся по ветке, нависающей над забором, зависнуть на ее конце, как груша, и… алле оп! Он разжал ладони, и тут мощнейший порыв ветра снёс его вбок.
Тем не менее, приземление прошло удачно: он упал в какие-то кусты на все четыре конечности. Кости были целы. Голова тоже.
Когда он поднимался на ноги, его правая рука наткнулась на кол, торчащий из земли. Он пошарил по траве, и обнаружил, что из неё, как пики, торчат еще четыре кола.
«Ай, да человекомуравьи! – подумал комиссар. – Хитры, чертяки!»
Он-то полагал, что они не спилили эту ветвь над забором по халатности, а они вон что учудили!
Да, на этот раз пронесло… Причем, в буквальном смысле слова…
По расчетам Конфеткина, лодка могла находиться на берегу чуть правее ореха (Во время своих наблюдений он засек то место, куда направляли свои челны, плывущие с рыбалок человекомуравьи). А от забора до реки, по его прикидкам, было метров тридцать пять, сорок. Но поди знай, какие еще ловушки устроили эти умники на его пути?
Вспыхнула молния, подсвечивая ночной пейзаж, и он увидел, что вдоль частокола вьется узенькая тропа, за ней растут деревья, травы и камыш, а еще дальше чернеет озеро. Под одним из деревьев, у самой воды, высветились силуэты трех крылатых гвардейцев (похоже, они укрывались под ним от дождя). В нескольких шагах от них врезалась в камыш узкая просека.
Конфеткин двинулся к просеке. Шум дождя заглушал его шаги, и все-таки он двигался с предельной осторожностью.
Он достиг камыша и начал идти вдоль него, пытаясь отыскать прогалину. Блеснула молния (опять весьма кстати!) и небеса содрогнулись от новых раскатов грома. Конфеткин увидел, что стоит около тропинки, которая вела к озеру. Ланцепупы, похоже, заметили его, и он услышал окрик:
– Стой, кто идет?!
– Слава Бебиане! – бодро выкрикнул комиссар, подделываясь под голос Йорика Лентяя.
– Кто это? Ты, Йорик?
– Нет, тень его дедушки, – Конфеткин уже двигался по тропе в камышах, и под его ногами хлюпала вода.
– Йорик, кончай лохматить бабушку! Ты зачем оставил свой пост?
– Да вот, решил порыбачить маленько…
Он нащупал на берегу лодку, привязанную к какой-то коряге, и отвязал веревку.
– Йорик Лентяй, охламон ты этакий!
– Да?
Конфеткин столкнул лодку в воду и залез в неё.
– Давай не дури! Ты чего тут ошиваешься?
Молчание – золото. Так гласит народная мудрость. И он не стал отвечать.
Весла были на месте. Конфеткин оттолкнулся от берега, перебрался на корму, развернул лодку и поплыл прочь от берега, орудуя веслом. Сквозь шум дождя пробился глухой голос:
– Йорик…
Он оставил и этот возглас без внимания: если и дальше хранить молчание – можно здорово разбогатеть.
Ветер дул в спину, подгоняя челнок.
Спустя некоторое время, Конфеткин вставил весла в уключины и стал грести с таким рвением, словно хотел получить золотую медаль. Вот только интересно было бы знать, куда именно?
Следовало сориентироваться.
Он опустил весла, повернул голову через плечо, пытаясь разглядеть хоть что-то в этой кромешной тьме. Вновь блеснула молния, и в ее свете он с ужасом увидел, что над ним нависает женщина с оголенной грудью и длинными распущенными волосами.
Что за чертовщина?!
Он не сразу догадался, что это был ростр одного из кораблей и что он, сам того не ведая, шел на таран.
Он обогнул судно и опять пошёл по ветру. Дождь начал понемногу утихать, но небо все еще было затянуто пеленой туч, и воды в лодке набралось по щиколотки. Комиссар пошарил по дну, нашел какой-то черепок и стал вычерпывать воду. Затем снова налег на весла. Вскоре дождь прекратился совсем, ветер стих и из-за пелены туч выскользнула полная луна, освещая озеро серебристым светом.
Он поднял голову. От луны удалялись два ангела в белоснежных ризах, волоча за собою черный шлейф.
«Спасибо Вам, ангелы божии!» – прошептал Конфеткин.
Он обозрел лунный пейзаж.
Невдалеке стояли камыши, а на другой стороне озера темнели очертания Муравьиного Острова, и у его береговой линии виднелись небольшие пятнышки – суда неведомой флотилии…
1. Насчет Маркизы можно узнать в повести «Дело об исчезновении Буратино».