11. Тайны сердечные
Незадолго до того, как дружинники начали пировать в палатах великого князя, произошло одно знаменательное событие, о котором здесь следует упомянуть. А именно.
Когда Ярослав Львович вошел в зал, он увидел жену и дочь (а они, как мы помним, были приглашены ко двору в числе прочих почётных лиц) и сразу направился к ним, а те устремились ему навстречу. Произошла трогательная сценка – внешне безыскусная, но наполненная самой нежной и трогательной любви: суровый витязь прижал к сердцу своих любимых женщин – сначала жену, а затем и дочь.
За время его отсутствия Людмила несколько похудела и стала не такой бойкой, как прежде: тиха, задумчива и как бы чем-то смущенная… Что ж, дети растут, меняются, подумал славный воитель. Давно ли, кажется, бегала под столом, наполняя хоромы смехом и гамом – а, поди ж ты, превратилась в какую лебедушку! Настоящая невеста на выданье!
От взора Людмилы – хотя ее очи и были скромно потуплены – не укрылось одно немаловажное обстоятельство: некий прекрасный юноша (то бишь, Святослав Владимирович) не сводил с нее восхищенных глаз. Не в этом ли и крылась причина её смущения?
Среди гостей был и еще один человек, смотревший на Людмилу далеко не безразличными глазами – то был мужчина, посвятивший свою жизнь поискам женского идеала и так и не нашедшей его до сей поры…
Людмила же была при дворе великого князя впервые, и посему Владимир Всеволодович представил её некоторым гостям – в том числе своему сыну, Святославу Владимировичу, и сводному брату, Толерант Леопольдовичу.
Последний с первого взгляда вызвал у Людмилы брезгливое чувство. Когда же её знакомили с князем Переяславским…
О, боги! Нежные щечки ее пылали, а взгляд прекрасных глаз сиял такой лаской и чистотой! И Святослав Владимирович отвечал ей таким глубоким и проникновенным взором! Даже и слепому стало бы ясно в эту минуту, что великая богиня Лада, жена Сварога, осветила с горних вершин своею небесною любовью сердца этих молодых людей.
Толерант Леопольдович слепцом отнюдь не был. И он заметил все: и взгляды молодых людей, излучавшие такую нежность, и румянцы на их лицах, и их любовный трепет… Кровь кинулась ему в голову, а в сердце вошло ядовитое жало ревности.
Впрочем, князь Толерант Леопольдович постарался ничем не выказать своих чувств, и это, отчасти, ему удалось. Разве что лицо его перекосилось, словно он раскусил кислую ягоду. Но поскольку такое выражение лица Толерант Леопольдовича уже давно не могло никого удивить – этому не придали особенного значения.
На следующий день Толерант Леопольдович появился в доме воеводы.
– Ну, с чем пожаловал? – не слишком-то приветливо встретил его Ярослав Львович, когда незваный гость преступил порог его дома. – Ведь ты же грозился давеча уйти в Тмутаракань? Я-то думал, и след твой уже простыл.
– Дело есть, – хмуро проронил Толерант Леопольдович.
– Ну, проходи, коли так, – пригласил в хоромы Ярослав Львович и кликнул ключницу. – Прасковья! Принеси-ка нам чаю!
Князь Тмутараканский снял шапку, вошёл в светёлку и уселся за стол; не говоря ни слова, выпили по чашке чаю. Толерант Леопольдович знал, что воевода его не слишком-то жалует, и никак не решался приступить к делу.
– Ну? – поторопил воевода, глядя на гостя колючим взглядом. – Зачем явился-то? Говори, не тяни за хвост.
Толерант Леопольдович нервно переплел пальцы рук. Он налил себе ещё чашку чая, сосредоточенно подул на него и перелил в блюдечко. Затем сделал небольшой глоток, пробуя на вкус… Мигнул глазками, отодвинул блюдце в сторону…
– Дочь твоя, Людмила Ярославна, как я погляжу, уже девка на выданье, – начал он, не отрывая взора от узоров на скатерти.
Ярослав Львович, не ожидая такого поворота, удивленно вскинул бровь:
– И что же?
– Так я ж и толкую: девка-то у тебя в самом соку. Всем взяла. И красива, и румяна, и бела. В самую пору её замуж выдавать.
– Погоди, погоди. Я что-то никак в толк не возьму. Ты что же это, никак сватать ее пришел?
Князь Тмутараканский поднял на воеводу жгучий взгляд:
– А коли и так?
– И за кого же? За сына своего, Ивашку?
– Да при чем тут Ивашка? – насупился гость. – Зелен еще он. Ей надобен муж посолидней.
– И кто же это?
Толерант Леопольдович часто-часто замигал.
– Погоди, погоди… – вдруг осенило воеводу. – Да уж не сам ли ты в женихи метишь?
Гость поднял голову, впился в лицо воеводы горящими глазами:
– А кабы и так? Чем я не жених? Род наш древний, от самых Аскольдовичей идет. И, как-никак, довожусь братом великому князю! Того и гляди, сяду на княжение в Новгороде, али Суздале. Так что с таким зятем не зазорно породниться никому! А дочь твою я в шелка заморские одену, в бархат да парчу. Золотом ее, жемчугами да самоцветами осыплю. Пуще жизни своей любить буду!
– Так вот оно, значит, что…– раздумчиво промолвил Ярослав Львович. – Сжил, значит, со свету трех жен – а теперь и за Людмилу мою решил взяться?
– Ну, это ты зря так, Ярослав Львович. Напраслину на меня возводишь, – запротестовал Толерант Леопольдович. Он загнул мизинец на левой руке: – Первая моя жена, Лада Любомировна, хворая была, вот и умерла по болезни. И я тут ни причем. А вторая, – Толерант Леопольдович загнул другой палец, – Смиляна Бояновна, пошла погулять в лес и утонула в болоте. Это уж она сама виновата, я ее за локоток в трясину не тянул. Ну, а третья, – к безымянному пальцу присоединился и средний, – съела негодных волнушек и отравилась. Тут повариха недоглядела – моей вины нет.
– И какой же конец ты уготовил моей дочери? Аль не надумал еще?
Разговор, как и предполагал Толерант Леопольдович, не клеился. Воевода нахмурил чело:
– Да и рано ей замуж еще. Пусть в девках посидит, на родительских хлебах.
Здесь необходимо отступить несколько назад и сказать несколько слов о другом.
Ещё до появления Толерант Леопольдовича в хоромах воеводы, у забора его дома прохаживался Святослав Владимирович, надеясь на то, что Людмила, быть может, выйдет погулять на улицу и он увидит её. Заметив, как его дядя подъезжает к дому на своем коне и желая избежать встречи с ним, он поспешно спрятался за одним из каштанов. В это же самое время Людмила (и случаются же в жизни такие совпадения!) и впрямь решила подышать свежим воздухом. И с той же тайной мыслью: как знать, а не повстречается ли ей где-нибудь Святослав Владимирович? Однако едва она сошла с крыльца во двор, как увидела в воротах князя Тмутараканского и, пока он не заметил её, выполнила искусный маневр, подобный тому, какой совершил перед этим Святослав Владимирович: поспешно скрылась от его глаз за одной из хозяйственных пристроек.
Таким-то вот образом, Толерант Леопольдович, словно сам черт, от которого все разбегаются, куда глаза глядят, беспрепятственно прошел в дом воеводы.
Убедившись, что угроза миновала, Людмила выскользнула со двора. Белой лебедушкой поплыла она по улице Никиты Кожемяки. И… О, Лада, покровительница всех влюбленных! Что же зрят ее прекрасные очи? Из-за каштана выходит Святослав Владимирович!
Щечки Людмилы Ярославны вспыхивают ярким румянцем. Сердечко ее замирает и начинает взволнованно трепетать. Девушка невольно замедляет шаги, а Святослав Владимирович подходит к ней все ближе и ближе… Вот он уже останавливается перед ней.
– Доброго здравия, Людмила Ярославна, – произносит влюбленный молодой человек, с почтительным поклоном прижимая ладонь к сердцу.
– Доброго здоровья, Святослав Владимирович, – чуть слышно выдавливает из себя смущенная Людмила.
Ее рука ищет опоры и находит плетень. Ибо в этот момент девушка действительно нуждается в опоре – ей вдруг кажется, что земля начала уплывать из-под ее ног.
А Святослав Владимирович смотрит на неё ясными очами, проницающими в самое сердце. И дочь воеводы поднимает голову и отвечает ему взором, сияющим самой чистой и преданной любовью. На устах молодых людей расцветают улыбки. Их взгляды столь глубоки и столь красноречивы, что уже не требуется никаких слов.
Так и стоят они у плетня, словно два невинных голубка, не замечая бега времени.
– Далеко ли путь держите, Святослав Владимирович? – размыкает девушка свои медовые уста.
– Держу путь? – запинаясь, переспрашивает храбрый витязь.
Он смущенно потупляет голову и его взгляд приковывается к носкам своих сафьяновых сапог.
– А держу я путь к Вам, Людмила Ярославна… Стою вот тут в засаде, да все выглядываю, не выйдете ль вы погулять?
Слова князя Переяславского льются в сердце юной девы, словно сладчайший бальзам. Ее личико пылает, охвачены жаром даже мочки ушей.
– Милы вы мне, Людмила Ярославна, – признается ей Святослав Владимирович. – Как увидел я вас на пиру у своего батюшки – так с той поры места себе не нахожу. Все время желаю видеть вас, быть рядом с вами.
Она склоняет свою головку еще ниже и, кажется, уже совсем не дышит. До чего же прекрасен звук этого голоса, какая волшебная музыка разлита в его словах. Боже, какое это счастье – стоять рядом с этим человеком!
– Это, наверное, Доля, Людмила Ярославна, – вздыхает юноша. – Любы вы мне. И, коли будет на то ваша воля, приходите вечером к Белому Камню.
По стародавним преданьям, Белый Камень бросила на землю с небес сама Богиня Лада. И с тех пор стоит он на высоком берегу, с которого открывается восхитительный вид на великую реку Руссов.
Камень этот похож на огромное гладкое яйцо – место паломничества всех влюбленных. Они приходят сюда на закате дня, и бродят тут, под высокими звездными небесами. И если добрый молодец зовет девушку к Белому Камню великой богини Лады, то это означает лишь одно: он предлагает ей свое сердце.
– Придете ль, Людмила Ярославна?
Святослав Владимирович, замирая, ждет ответа. Безотчетным движением он протягивает к ней руку, и девушка опускает пальчики в его раскрытую ладонь. И с ее уст срывается едва слышное:
– Да.
И надо же! Именно в этот момент со двора воеводы выходит надутый, как сыч, Толерант Леопольдович. Он замечает влюбленных и…
О, какие змеи подняли головы и зашипели в груди князя Тмутараканского!
Мало того, что он, Толерант Леопольдович, посрамлен племянником на поле боя! Так и здесь, на поле любви, этот молокосос опять берет над ним верх!
Через три дня после этих событий порог воеводы переступил и князь Переяславский. На сей раз воевода встречал гостя с приветливой улыбкой:
– Ну, с чем пожаловал к нам, добрый молодец?
Он относился к нему, как к сыну и был рад его приходу.
– Да я… это… того… – сказал Святослав Владимирович, густо краснея, – пришел вот просить у Вас руки Вашей дочери, Людмилы Ярославны… Люблю я ее – пуще жизни. И желаю, чтобы она стала мне женой.
Этот разговор происходил в послеобеденную пору. Солнце сияло высоко в лазоревом небе – стоял один из тех теплых благодатных деньков, которые дарит нам на прощание золотая осень.
Кроме воеводы и князя Переяславского в горнице присутствовали еще два человека: мать Людмилы, Татьяна Родионовна, и старая добрая няня, Пелагея. Обе женщины были прекрасно осведомлены о сердечных делах Людмилы и были рады приходу Святослава Владимировича.
Поскольку денек выдался теплый, окна в горницу открыли, и это обстоятельство, как мы увидим вскоре, сыграло фатальную роль.
Выслушав князя, воевода обменялся с женой понимающими улыбками.
– А как же Людмила? Люб ли ты ей? – осведомился отец.
– Да, – сказал князь.
– Ну, коли так… Кликни-ка ее сюда, Пелагеюшка.
Через минуту, опустив очи долу, в комнату вплыла дочь воеводы, сопровождаемая старой няней.
– Глянь-ка, какой сокол к нам залетел, – сказал отец дочери, лукаво улыбаясь. – Знаешь ли, зачем он пожаловал?
– Зачем, батюшка? – едва слышно, пролепетала Людмила.
– Да вот, молвит, что любит тебя пуще жизни и желает, чтобы стала ты его женой.
Услышав эти речи, Людмила вспыхнула, как мак, и закрыла лицо руками.
– Ну, что скажешь, дочка? Пойдешь ли за Святослава Владимировича?
– Да, – выдохнула девушка сквозь ладошки.
– Воля твоя. Коли по сердцу он тебе, то, видит Бог, и мы с матерью перечить не станем. Подойдите к нам, дети.
Молодые люди приблизились к воеводе и его жене. Они опустились перед ними на колени. Ярослав Львович возложил руки на головы молодых людей, даруя им свое родительское благословение. Примеру воеводы последовала и его жена. Когда влюбленные поднялись с колен, Ярослав Львович сказал:
– А теперь, дети, обменяйтесь кольцами в залог вашей любви.
Молодые люди обменялись колечками, и воевода возгласил:
– Отныне вы – жених и невеста!
Едва он произнес эти слова, как за окном послышался какой-то шум и в горницу, хлопая крыльями, влетел ворон.
– Кыш! Кыш! – замахал на него руками Ярослав Львович.
Однако проклятая птица, не желая улетать, стала кружить по комнате, громко каркая и словно даже насмехаясь над людьми. Тогда в нее стали кидать, чем попало. С большим трудом ворона удалось выгнать, и тотчас же за ним затворили окно.
Присутствующие постарались не придавать этой примете большого значения, однако же черная тень дурного предчувствия легла на их сердца.