Домой возвратилась устало,
С плеч сбросила пыльный рюкзак…
Со шпилек сошла, размотала,
Шарфа шелковистый зигзаг.
Умылась… Поправила ходики.
Потом распахнула окно…
За деревянным столиком,
Стучали жильцы в домино…
Вздохнула… И стала, угрюмо,
Из рюкзака вынимать,
Тягучие черные думы,
Присев на немую кровать.
Под ними обиды слоились,
Уныние и суета…
На самом дне затаилась
Девичья её чистота.
Там куклы лежали, и Мишка,
С которым в кроватке спала,
И остроухий зайчишка,
И непоседа юла,
И дождик весенний, и мячик,
Скакалка, вечерняя мгла…
И с улицы Пушкинской – мальчик…
За ним – на край света б пошла!
И комната вдруг озарилась.
Умолкло внизу домино.
Жар-птица, сверкая, спустилась,
В ее расписное окно.
Поднялась… Несмело 必利勁шагнула…
Хотела жар-птицу поймать!
Худые руки взметнула,
И стала с окошка снимать.
Но тут ее снова позвали
Обиды и суета.
Седые сумраки встали.
Ее упорхнула мечта…
Стояла… Слушала ходики…
Потом посмотрела в окно.
За деревянным столиком,
Стучали жильцы в домино.