Глава пятая
Чёртовня
– Ну, шо ты там ползешь, как муха по липучке? А ну, ускорил шаг! – с этими словами Клеопатра нанесла удар ногой по пухлому заду Белиберды.
– Ай, больно! – вскрикнул Белиберда, отлетая от мамкиной ноги, словно футбольный мяч, и хватаясь руками за ушибленное место.
– Цыц! Глаз на жопу натяну!
Они шагали гуськом по узкой тропе. Впереди – Белиберда, за ним Клеопатра, потом Горелик. Замыкала шествие Белла. Вокруг простиралась унылая безлюдная местность. Чахлые кустики перемежались с корявыми деревцами, под ногами чавкала грязь. Дул сырой ветерок, пробирающий до костей; луна то скрывалась, то вновь выглядывала из-за туч; с потемневших небес сыпала «моква» – противная колючая изморозь. Воздух был пропитан гнилостными испарениями болот; повсюду вспыхивали загадочные красные точки.
– Не вешать нос, Гардемарины! – бойко командовала Клеопатра. – Ать-два! Ать-два! Правое плечо – налево! Хвост – подтянулся! Белиберда – шире шаг!
Через километр или два, перед ними возникла речушка с черной, как смола, водой.
– А ну-ка, приготовили паром! – распорядилась Клеопатра.
Белиберда и Белла двинулись к берегу, и стали спускать на воду челнок. Мамка рявкнула на вновь прибывшего:
– А ты шо стоишь, как хрен в огороде? Ну-ка, помогать! Живо!
Горелик присоединился к бесам, и они переправились на другой берег.
На той стороне рос редкий ивняк, стояли две хижины, вросшие в землю. Двери одной из них были распахнуты настежь, в окнах горел мутный жёлтый свет. За окнами мелькали какие-то тени, истерично голосила баба.
– Убью, сука! – орал мужской пьяный голос. – Убью, гадюру кривожопую!
Тень метнулась к двери. Голая баба, с плоской как фанера фигурой, пулей выскочила на дорогу, за ней, с топором в руке, гнался хромоногий лысый мужик, в длинных, по колено трусах.
– Ах ты, гнида косолапая! Ах ты, шваль подзаборная, потаскуха ты долбанная! – орал он. – Ты ж мне всю жизнь испоганила! Всю кровь из меня высосала! Молодость мою загубила! Ну, все, кикимора, готовься! Пришел твой час!
Баба, стремглав перебежав дорогу, кинулась в кусты. Мужик, тяжело дыша, ринулся за нею.
– Вступаем в очаг цивилизации! – бодро объявила Клеопатра. – Ну-ка, грянули строевую песню!
Белиберда – запевай!
Белиберда затянул:
А на фига, а на фига,
Заехал к черту на рога,
В край далекий и голимый
Голубок ты наш родимый?
– Белуха! Не слышу твоего бравого голоса!
Белла подхватила:
Ну, да это не беда!
Наш лихой Белиберда,
С Клеопатрою своей
Стоят тысячи чертей!
– Веселей! И побольше энтузиазму в голосе!
Бесы запели слаженными голосами:
Станешь с нами ты дружить –
И не будешь ты тужить!
Средь болотных мшистых кочек,
До едрени-фени точек!
В дымных норах загуляем,
Глюков дьявольских поймаем!
А на утро похмелимся,
И по новой забуримся!
– Так! А теперь взяли фа-диез-бимоль! Опаньки!
А на хрена, а на хрена,
Ты напился допьяна?
К ведьме старой приставал,
Юбку сдуру задирал?
На болоте под луной
Плясал с черною козой,
А потом к ней приставал,
Ах, какой же ты нахал!
– Выше ногу, тверже шаг! Носочек, носочек тянуть! Белиберда, подобрал живот! Вступаем в райцентр! Ну-ка, заделали концовочку!
Ах, не ругай меня, мамуся!
Завтра снова я нажруся!
Под оранжевой луной,
Загуляю я с козой!
– Ать, два! Ать, два!
Перед бравыми чертяками открылась центральная площадь поселка, большую часть которой занимала лужа. С правой руки возвышались мрачные руины здания в два этажа, с наполовину снесенной крышей. Из-за закопченной печной трубы, торчавшей прямо из наката, выглянула луна, осветила силуэты двух борцов, стоявших по щиколотку в вонючей жиже. Оба были смертельно пьяны и лишь чудом удерживались на ногах. Они вяло толкали друг друга руками. По краям лужи стояли болельщики.
– Физкульт-привет! – воскликнула Клеопатра, вскидывая над головой руку.
– Здоровенькі були, – откликнулся какой-то бес с багровым прыщеватым лицом. – Шо, новобранца ведешь?
– Ну.
– И к кому же?
– К Глисте.
– Ну, ну, – загадочно вымолвил прыщеватый.
– А это – наш Дворец Культуры, – пояснила Горелику мамка, указывая на руины. – Тут, на свежем воздухе, проводятся спортивные состязания по классической борьбе.
В руинах Дворца Культуры, за темными провалами окон, двигались какие-то огоньки. Тренькнула балалайка, послышись пьяные голоса.
– Молодежь кучкуется, – сказала Клеопатра. – Повышает свой культурно-идеологический уровень.
Она крикнула борцам:
– Ну, и шо вы там топчетесь, бляха-муха? Толян, активней шевели маслами! Хватай его за шею и проводи бросок через бедро!
Прыщеватый дал наставление другому борцу:
– Колян! А ты тоже не будь дураком – ныряй ему под руку! А потом цапай за жопу и кидай через себя!
Толян расставил руки клещами. Грузно ступая по луже, он двинулся на соперника. Колян начал медленно, очень медленно приседать, раскинув руки для равновесия. Но не удержался и плюхнулся на спину. Ноги в рваных кедах взмыли вверх. Раздался взрыв хохота. Клеопатра прокомментировала:
– Хотел сесть на горшок – да промахнулся.
Толян, вместо головы, поймал пустоту, и повалился на Коляна. Борцы барахтались в грязи, как свиньи, пытаясь встать на ноги. Зрители свистели и улюлюкали.
– Ничья! – крикнул прыщеватый арбитр.
– А ни фига! – заспорила Клеопатра. – Толян одержал чистую победу! Он уложил Коляна на обе лопатки! Чёрный пояс его!
Из грязного провала окна раздалась многоэтажная матерная брань. Послышался звон битого стекла, снова тренькнула балалайка. Клеопатра крикнула:
– Ну, шо? Кто еще желает сразиться с чемпионом? Нет больше смельчаков? Тогда на ринг выходит гроза всех бойцов долины Зла – непобедимый воин Горелый! Делайте ставки, господа!
– Ну вот, настал твой звездный час! – гнусно ухмыльнулся Белиберда, толкая новобранца локтем в бок. – Заделай его, Горелый!
– Да, потешь мамку, сынок, – сказала Клеопатра. – Покажи этому уроду, какой ты есть добрый молодец Алёша Попович! Одержишь победу – и поведу тебя к сладким девочкам с мохнатыми хвостами. А нет…
Белиберда гадко улыбнулся:
– Утопим в болоте.