Чт. Мар 28th, 2024

16. Кое-что проясняется

Он нашел себе свободное место и опустился на пол камеры, набитой заключенными. В ней было сыро и холодно. Двое мальчишек неподалеку от него – лет, наверное, по тринадцати – играли в нехитрую игру. Один из них был круглолицый, весноватый, с коротко стриженными русыми волосами и простодушными фиалковыми глазами, а другой – смуглый, шустрый и с вытянутым, как луна на ущербе, лицом.

– В лесу был? – спрашивал темноглазый.

– Был, – с протяжной медлительностью отвечал весноватый.

– Волков видел?

– Видел.

– Боялся?

– Не-а.

Тот, кто задавал вопросы, резко взмахнул рукой перед лицом своего товарища, но последний и глазом не мигнул. Он смотрел перед собой ясными немигающими очами и добродушно улыбался – значит, волков не испугался.

– А ты как попал сюда? – спросил черноглазый.

– В облаву угодил… – сказал веснушчатый. – Иду домой с рыбалки – когда глядь: передо мной ланцепупы как из-под земли выросли! Я – шмыг во двор, в другой. Хотел уйти огородами, да поймали, гады.

– А сам-то откель будешь?

– С Причальной я. А ты?

– С Овражной…

Конфеткин запомнил названия этих улиц.

Хорошо, что его поместили не в одиночку, подумал он. В общем бараке повеселее, да и проще освоиться в этом чудном мире.

Неподалеку от них какой-то мужичок с окладистой бородой степенно повествовал:

– А я же тогда еще вот таким вот, как и вы, шкетом был. И бабушка Лёля – пусть земля ей будет пухом! – нам обо всем том и баяла!

– И о чём же это она вам, интересно знать, баяла, а? – спросила какая-то малявка писклявым голоском.

Похоже, здесь был какой-то пересыльный пункт, куда свозили всех подряд – и кривых и хромых, всех тех, кто мог вызвать хоть какое-то подозрение. Основной контингент – подростки и детвора, взрослых почти не было…

Изображая из себя любопытного простака, Конфеткин подсел поближе к дядьке.

– А то и баяла, – вел тот неторопливую речь. ­– Все, как есть, нам расписала. Бывало, сядет под вечер у своей хаты на завалинке, и сидит, на солнышке старые косточки греет. Ну, а мы-то, ребятня голопузая, вокруг нее и вьемся, словно пчелы вокруг меда. И давай к ней приставать: «Бабушка Леля, а, бабушка Леля, расскажи, мол, да расскажи нам сказку!» Ну, она и поведет речь про старину. Как купец Данило за семь морей ходил; про бабу Йогу и Кощея бессмертного, да про Змея Горыныча и Илью Муромца. А нам-то, малышне, только того и подавай – сидим, рты разинув, слушаем. Вот как-то раз я ей и говорю:

– Бабушка Лель, а, бабушка Лель, так ведь то все дела-т стародавние. А вот, кабы знать, что нам Доля сейчас прядет?

Опустила бабушка Лёля руку на мою кудряву головку, погладила ее, да и вздыхает печально:

– Эх, деточка ты моя милая! Лучше б тебе того и не ведать.

– Это почему же, не ведать, а, бабушка? – пытаю я у нее.

А она мне и отвечает:

– Да потому, что лихие времена грядут на землю русскую…  Много, много бед доведется ей испытать.

Рассказчик приумолк, кашлянул в горсть руки, призадумался.

– И что же она потом сказывала? – нетерпеливо подогнал писклявый голосок.

Дядька пошевелился, вздохнул печально…

– Хе-хе! Говорила, наступят недобрые времена, и начнут люди забывать заветы своих отцов, и охладеет в них любовь, и сердца их ожесточатся. И пойдёт тогда войной брат на брата, и вспыхнут между ними разные междоусобицы; и начнут они лить почем зря русскую кровь. И разгневается за то на древнюю Лебедию Господь Вседержитель. И, дабы вразумить народ свой, пошлет испить чашу таких испытаний, каких еще доселе не видывала наша Земля. И приплывет в те дни по морю-океяну из далеких северных стран колдун окаянный, Гарольд Меченный! И будет у него на лбу клякса черная, а на плечах-то – пара ядовитых змей стоять. И кого укусят те змеи поганые – тот тотчас замертво и падет. И предрекала мне бабушка Леля, что привезет с собою заморский гад семь чёрных воронов, и будут они летать над городами да весями, да все высматривать и выведывать, и накликивать беды-злосчастья на святую Русь. И станут воины злого волшебника грабить и убивать невинных жен да деточек. И создаст в те дни Гарольд Ланцепуп ланцепупов из лесных муравьев – по образу и подобию своему создаст он их; и будут они такие же злобные, как и он, и обликом с людьми схожими, да только росточком поменьше выйдут. И расплодятся они по всей Земле Русской, и будет их видимо-невидимо – как рыбы в океане. И начнут они притеснять русский народ. А чтобы управлять этими тварями, слепит он из красной глины куклу огромную, превыше самой высокой сосны, и обожжет ее в печи огненной, и искусно раскрасит красками, и вдохнет в нее свой дух поганый. И оживет та кукла, и наречет ей волшебник имя – Голем Кимберли…

Рассказчик устремил недвижный взор куда сквозь стену барака – быть может, вспоминал свою покойную бабушку Лёлю… Все ожидали продолжения рассказа, затаив дыхание. 

– Ну, и что же потом-то? – не выдержал кто-то их ребятни. 

– А потом возгордится его Голем, и вознесет свой нос превыше облаков, и восстанет на своего создателя. И тогда Гарольд Меченный убьет Кимберли, и сотворит других кукол, поменьше ростом – и те уже как журавли будут, которыми воду из колодцев качают. И наречет он их подголемами…

– А про зеркало волшебное бабушка Лёля сказывала? – не утерпел писклявый.

– А то. И про зеркало, и про то, как увидит колдун в нём Людмилу, и влюбится в нее до умопомрачения – всё, всё как есть, сказывала. И что сын великого князя, Святослав Владимирович, к тому времени будет повенчан с Людмилою, и уже всё будет готово их свадьбе, а его дядя, Толерант Леопольдович, станет завидовать ему и пойдет на него войной с ханом Боняком. А мы-то, дурачье голопузое, тогда ей еще не верили и потешались над ней: Гы-гы! да Га-га! Думали, бабушка Лёля нам новую сказку сочиняет. А потом как сам-то увидел энтих ланцепупов своими собственными глазами…

– И как же вы их увидели, а? Расскажите, дядя!

– Ну, тогда мне, считай, уж годков тринадцать было. И жили мы в те времена в Белозерке, у самого Киева. И вот пошел я как-то раз с сестренкой в лес по грибы. Она, слышь, волнушки с груздями в лукошко собирает, а я вскарабкался на яблоню, и хотел нарвать лесных яблочек… Когда глядь сквозь ветви: батюшки-светы! выходит на опушку какой-то мерзкий старикан. И череп-то у него лысый и зеленый, ровно у жабы, а на нём – пятно в ладонь, как бы метка бесовская, аж на лоб опускается. А на плечах-то змеи стоят! И вот подходит этот упырь к муравейнику, протягивает над ним руку и лопочет что-то на своём чудном наречии, и прямо у меня на глазах муравьи начинают расти, расти, и превращаться в маленьких людей. Я с перепугу чуть было с яблони не рухнул; уж и сам не знаю, как соскользнул вниз, схватил сестрицу за руку и – айда оттуда!

В бараке нависла тишина – тяжелая, зловещая…

– Да-а! – протянул кто-то.

– А про заходняк бабушка тоже Лёля баяла?

– А то…

– И что же она баяла, а?

– А вот послушайте, детки, да на ус мотайте… Посадит меня, бывало, бабушка Лёля перед собой на стул, палец к моему носу приставит, и молвит: «Запомни, Данила! Запад и Западня – эти слова из одного корня растут. Берегись западных ветров!»

– А вы?

– А что я? Сижу, да глазами клипаю. Мал я еще тогда был, детки, и ее слова были сокрыты от меня.

– И про целовальников говорила?

– И про целовальников, холуев этих поганых, и про летающих человекомуравьёв, и про товарища Кинга, и про бабу-ягу, проклятую – обо всём как есть сказывала.  

– Про какую бабу-ягу?

– Да про Гайтану, вдову чёрную, и про все её делишки богомерзкие.

– А про Спасителя?

– И про Спасителя.

– И что же это она, интересно знать, вам об нашем Спасителе сообчала?

– А то и сообчала! Сказывала мне бабушка Лёля, что много зол доведется претерпеть народу Русскому за то, что отпал он от Господа Бога нашего, Вседержителя, и стал жить по-своему глупому разумению, да своей прихоти. И восплачет тогда земля русская от неслыханных бед! И переполнится Чаша Слез, сокрытая в неведом мире. И умилосердится в те дни Господь, и пошлет нам Спасителя, отрока смелого из грядущих времен. И приплывет он в челноке из Чаши Слез, и пройдет по земле русской, оберегаемый Богом и его ангелами. И выпьет яйцо лебединое, и вызволит из неволи князя Святослава Владимировича, и взойдут они по радуге на священную гору Меру, и зачерпнет Спаситель наш живой воды из священного озера Тили-тили, и напоит ею всю Святую Русь. И сгинет в тот час вся нечисть, как дым, и развеются чары бесовские, и оживут мертвецы, и люди обретут свой прежний облик. И будут они жить в мире и чистосердечии, как и в прежние времена, по заветам своих пращуров. А которые не захотят испить живой воды – так и останутся мертвяками на веки вечные.

– И когда же всё это произойдёт?

– Скоро, дети мои! Скоро… Предсказала мне бабушка Лёля, что будет явлено знамение в небесах перед самым приходом мессии: вспыхнут, мол, в небе три чудных солнца, и будут плясать они на нём огненные танцы, и их чудный свет узрят все просветленные души. Но злой колдун эти знамения увидеть не сможет, потому что его очи будут погружены во тьму. Однако о Спасителе он будет наслышан, только время его появления будет сокрыто от него. И прикажет он тогда хватать всех мальцов без разбору, и станут отвозить их к нему в Киев, и он будет допрашивать их, и превращать их в поросят.

Воцарилось молчание.

– А вы-то сами эти знамения видели, дядя?

– А как же. Видел.

– Значит, скоро уже?

– Скоро, братцы, скоро.

– И что ж это выходит? – раздался дрожащий от страха голосок. – Кабы не этот самый Герой из Чаши слёз – сидеть б нам нынче по домам, на теплых печах, и не томиться в этом остроге?

– Выходит, так…

– И, стало быть, из-за нашего Спасителя мы попадем к волшебнику на вертел?

– А, мошет, враки вше это!? – прошелестел шепелявый голосок.

– Что – враки?

– Да всё. Все эти рошказни про шпасителя мира. И про то, что злой волшебник превращает людей в швиней?

– Ага! Враки! Конечно! А зачем же тогда, скажи-ка нам, нас схватили ланцепупы? Что мы такого им сделали? И куда они нас увозят – да так, что все исчезают бесследно?

В углу захныкал маленький мальчуган:

– Ма-моч-ка! Я не хочу на вертел… Я домой хочу, к маме!

– Цыц! Распустил тут нюни… – строго одёрнул его какой-то подросток.

Внимание заключенных снова переключилось на рассказчика.

– И когда же этот Спаситель появится и даст нам живой воды? Мочи терпеть нет всю эту нечисть!

Дядька окинул Конфеткина лукавым взглядом и вроде бы даже подмигнул ему.

– Крепитесь, – сказал он, отводя взгляд от комиссара. ­– Скоро. Уже очень скоро.

– А, что, хлопцы, если этот герой уже приплыл из Чаши Слёз? – спросил один паренёк.

– И даже сидит тут, среди нас? – подхватил второй.

– И, как ни в чём ни бывало, слушает нашу говорильню! – присовокупил третий.

Ребята стали переглядываться.

– Может быть, это ты?

– Или ты?

Никто не обращал внимания на комиссара Конфеткина. Всем почему-то казалось: объявись среди них Спаситель Мира – и уж они-то точно бы узнали его.

Продолжение 16

От Николай Довгай

Довгай Николай Иванович, автор этого сайта. Живу в Херсоне. Член Межрегионального Союза Писателей Украины.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *