Глава вторая
Комиссар выжидает
Было коло шести часов вечера, когда комиссар вышел из «Незнайки». Уже сгустились сумерки и становилось темно – город почти не освещался, поскольку в стране разразился очередной политический кризис, и властям было не до уличных фонарей.
Конфеткин бесшумной тенью скользил за мужчиной и его дочерью, по пятам которых унылым белым пятном трусила собака. В какой-то мере, темнота была комиссару на руку, ибо позволяла оставаться ему незамеченным.
Он шел за этой странной троицей уже добрых десять минут.
Поначалу, выйдя из «Незнайки», они пошли по улице Пушкина, затем свернули на бульвар Алых Роз и стали спускаться по нему в направлении храма Христа Спасителя. Затем нырнули в какой-то переулок. Возле мрачного двухэтажного здания они вошли в калитку с металлическими пуговицами на воротах и скрылись в полутемном дворике. Конфеткин последовал за ними. Ему удалось заметить, как отец с дочерью поднимаются по узкой деревянной лестнице в квартиру на втором этаже. За ними угрюмо плелась собака.
В некоторых окнах дома горел свет, бросая на маленький продолговатый дворик скупые желтые лучи. В отдалении, напротив стены, чернело множество каких-то сарайчиков, пристроек и сооружений, назначение которых было трудно разгадать. Внимание Конфеткина привлекло какое-то корявое деревцо с рогатыми ветвями. Оно росло как раз напротив лестницы, в шагах десяти от нее, и под ним можно было различить контуры скамьи.
Комиссар приблизился к скамье и уселся на нее. В черном проеме окна на втором этаже вспыхнул свет. Конфеткин выудил из кармана пальто леденец и отправил его за щеку. Вскоре осветилось еще одно окошко квартиры, и за занавесками заходили тени.
Воздух был сырым, промозглым, и комиссару чудилось, что узенький дворик плавает в каком-то желтом туманном мареве. Минут пять он просидел в глубокой тишине. Затем где-то хлопнула дверь, послышались грузные шаги, и во дворе появилась женщина с ведром мусора, закутанная в плащ с капюшоном. Она прошла мимо лавочки в глубь двора, переваливаясь, как утка, на кривых ногах и подозрительно косясь на комиссара.
Конфеткин стоически выдержал ее взгляд.
За кого она его приняла? За грабителя? Ночного вора?
За его спиной послышался стук – женщина выбивала ведро о край мусорного бака. Затем она описала широкую петлю вокруг скамьи, бдительно озирая неподвижную фигуру комиссара и, наконец, убралась восвояси.
Двор снова погрузился в тишину. Сквозь тучи не проглядывало ни единой звездочки.
Впрочем, вскоре чуткое ухо комиссара стало улавливать тихие неясные звуки.
В какой-то квартире невнятно звякнули струны гитары, где-то заиграло радио, послышался отдаленный лай собак; непонятно откуда, доносились приглушенные хлопки, стуки. Двор полнился шорохами, шелестом ветра…
Обнимаясь, словно это было в порядке вещей, во двор забрели паренек и девушка – совсем еще молокососы! Поначалу они вознамерились оккупировать лавочку, где сидел комиссар, но, увидев, что та уже занята, углубились под навес пристройки и начали там целоваться!
Теперь Конфеткин был принужден слушать нежные воркования этих юнцов, перемежаемые бесцеремонными звуками поцелуев. И это несмотря на то, что они находились в каких-нибудь семи шагах от него! Несколько раз его так и подмывало сделать молодым людям замечание, однако он скрепился. Наконец, влюбленная парочка распрощалась, и комиссар вновь остался в одиночестве. По временам он бросал хмурые взгляды на освещенные прямоугольники окон второго этажа и молча посасывал леденец. За те несколько часов, что комиссар провел на лавочке, он основательно продрог. И это – невзирая на своё пальто!
Но вот звуки вечернего города начали угасать. С небольшими интервалами стал гаснуть свет в окнах… город погружался в осеннюю дрему.
Комиссар упрямо выжидал.
На что он рассчитывал, сидя под черным рогатым деревом в сырой промозглый вечер?
Внезапно одно из окон второго этажа, напротив которого затаился легендарный сыщик, погрузилось во тьму. Комиссар напрягся и подал корпус вперед. В этот момент на крыше сарая раздался дикий грохот, и двор огласил пронзительный кошачий визг. Однако Конфеткин его словно и не расслышал – его взгляд был прикован к черному пятну двери над лестницей.
Наконец, его долготерпение было вознаграждено! Дверь хлопнула, зашаркали чьи-то шаги, и над перилами лестничной площадки всплыл красный огонек. Когда курильщик затянулся, огонек вспыхнул чуть ярче, и комиссар сумел различить в темноте тонкие, плотно сжатые губы мужчины.
На крыше сарая вновь мерзко завыли коты, им откликнулись протяжные вопли из-за соседнего забора. Где-то угрожающим басом залаяла собака.
Выкурив сигарету, мужчина бросил окурок во двор, и она полетела к ногам комиссара, прочертив в воздухе огненную дугу. Ударившись о землю, окурок рассыпался на мелкие красные искры. Человек на лестничной площадке собрался уходить.
– Ну и коты у вас, однако! – негромко произнес Конфеткин. – И чего это они так расходились?
– Кто это там? – спросил мужчина.
– Вы меня не знаете, – ответил комиссар из темноты. – Я не из вашего двора.
Воцарилось молчание. Человек на лестничной клетке сделал движение, намереваясь уйти, и в этот момент Конфета спросил:
– Ну как, отец, вы уже уложили спать свою дочь?
Мужчина так и подался вперед:
– Да кто вы такой?
– Ваш друг, – сказал комиссар. – И, возможно, я смогу помочь вашему горю.
– Помочь?
Мужчина стал спускаться с лестницы. Затем приблизился к Конфеткину. Он возвышался в вечерних сумерках над сидящим на скамеечке сыщиком, как мрачный утес.
– И как же ты собираешься это сделать, помощник?
– Пока не знаю, – ответил комиссар. – Возможно, я сумею отыскать украденного Мишку.
– Что? – встрепенулся мужчина. – Откуда вам известно про Мишку?
– Ну, тут все просто. Дело в том, – пояснил комиссар, – что я сидел в кафе неподалеку от вашего столика и случайно услышал ваш разговор с дочерью.
– Да кто ты такой, чёрт подери?!
– Комиссар Конфеткин.
– Ого! – человек вгляделся в фигуру на лавочке. – Так вы и есть тот самый сыщик?
– Вам показать жетон?
– Не надо… Так, значит, вы все слышали? А потом проследили за нами?
– Так точно, – сказал комиссар.
– Но зачем вы сделали это?
– Чтоб побеседовать с вами.
– И все это время вы проторчали здесь, на лавочке?
Комиссар не ответил.
– Но откуда вы могли знать, что я выйду покурить?
– Этого я не знал, – сказал Конфеткин. – Но, видя, как вы нервничали в кафе, я подумал, что, скорее всего, вам захочется выкурить перед сном сигарету. Во всяком случае, я решил использовать свой шанс. Иначе мне пришлось бы искать с вами встречи завтра. А дело, как вы сами понимаете, не терпит отлагательств.
– Какое дело! О чем вы говорите?! – с горечью вымолвил мужчина. – Ведь мне уже никто! Вы понимаете: никто не может помочь!
– Как знать…– уклончиво сказал Конфеткин, стараясь вселить в душу несчастного отца надежду. – Возможно, вы ошибаетесь. Ведь если я верну вашей дочери Медвежонка…
– Но вы не сможете его вернуть!
– Почему?
– Да потому, что это невозможно! Медвежонка не существует вообще! Вы понимаете? Все это фантазии моей дочери, плод ее больного воображения. Оленька пережила страшный удар, у нее умерла мать. И теперь ей повсюду мерещатся всякие чудеса. Единственное, что может ей помочь – так это время, и хороший доктор.
Такого поворота событий комиссар не ожидал. Он пожевал губы.
– Успокойтесь, пожалуйста… Как вас зовут?
– Василий Никитич.
– Так вот, Василий Никитич, а не присесть ли вам на лавочку? И не рассказать ли мне обо всем по порядку? Вдвоем, возможно, мы и сумеем найти какой-нибудь выход. – Заметив его колебания, Конфеткин добавил: – А что вы теряете, в самом деле? Вреда от этого вам не будет, верно?
Василий Никитич, казалось, не расслышал его слов. В его фигуре чувствовалась какая-то обреченность. И все же он спустился вниз и сел на скамью. Его голова понуро свесилась на грудь. Прошла минута, другая… По всему было видно, что этому человеку приходится не сладко.
Наконец он заговорил.