Глава первая
Нежданный гость
Настя сидела на диване и читала детям сказки. Ее пятилетний сын, переживая за судьбу поросят, взволнованно засунул палец в рот.
– Гриша! – прикрикнула на него мама. – Вынь палец изо рта!
Она хотела выглядеть при этом строгой, однако голос ее прозвучал чересчур мягко. Сын, как ни в чем ни бывало, продолжал посасывать палец.
– Гриша, кому я сказала! Ты что же, боишься, что серый волк хрюшек съест?
Мальчик исподлобья метнул на маму простодушный взгляд.
– Ай-яй-яй! – покачала головой Настя. – И не стыдно тебе? Такой большой парень – и трусишь? Вот как раз таких парней, что пальцы сосут, серые волки и едят.
– И нет, – надув губы, возразил сын.
– Едят, едят! – сказала мама, лукаво поблескивая карими глазами. – Они же видят, что мальчик сосет палец, и думают, что это свинка. Вот ты пососи его еще немного – и точно хрюкать начнешь. Встанешь утром и вместо «Здравствуйте» скажешь: «Хрю-хрю!»
– Хрю-хрю! – хрюкнул мальчик и залился чистым, как хрустальный колокольчик, смехом. – Мама, ты сказала: «Хрю-хрю?» Я свинка!
– И я свинка! Я тозе свинка! – тоненьким восторженным голоском пискнула Катенька.
– Хрю-хрю! Хрю-хрю! – притоптывая и визжа от удовольствия, закричал сын.
Он слез с дивана и, опустившись на колени, пополз по полу. Следом за братцем, смешно растопырив косолапые ножки, поползла и Катенька. Она уткнулась головой в теплые мамины ноги. Вдвоем дети умудрились наделать столько шума, они так хрюкали, фыркали и визжали, как будто в комнате и впрямь обитало целое стадо поросят.
Глядя на оживленные, цветущие лица детей, рассмеялась и мама. В этот момент раздалось мелодичное пение дверного звонка.
– Петя! Пойди глянь, кто там! – крикнула Настя.
В смежной комнате жалобно заныли пружины дивана.
– Петя, – удивленно сказала Настя,– ты что же, не слышишь?
– А почему именно Петя? – донесся густой ворчливый бас. – Вечно все Петя! Уже без Пети и шагу ступить нельзя!
Вновь страдальчески запели пружины, и затем в комнату вошел молодой человек с взлохмаченной головой. На нем были спортивные синие брюки; концы клетчатой рубахи с короткими рукавами схвачены у пупка узлом. В клиновидном вырезе рубахи видна могучая грудь, покрытая курчавыми волосами.
– Давай не бурчи,– сказала Настя мужу. – Ты же видишь, что я читаю детям сказки?
– А я… по-твоему, что делаю? – сказал, лениво потягиваясь и зевая, Петр. – Пироги, что ль, пеку?
Он швырнул на стол газету, с которой вошел в комнату, и незлобиво проворчал:
– Дожились! Уже и с центральной прессой ознакомиться не имеешь права? Да, сына?
Он потрепал ребенка по макушке и направился в прихожую. Через минуту раздался его радостно возбужденный голос:
– Настя! Настенька! Иди сюда!
Настя вышла в прихожую и увидела, что у порога их квартиры стоит какой-то человек. Тонкое, с мутными глазами лицо незнакомца окаймлялось рамкой длинных прилизанных волос. Одет он был в полосатые расклешенные брюки и светлую тенниску. От плеч к поясу брюк спускались тоненькие щеголеватые подтяжки.
– Ах ты, бродяга! – хохотнул Петр, похлопывая незнакомца по тонкой шее. – Хор-рош гусь, нечего сказать!
Незнакомец робко переступил с ноги на ногу. Он озирался по сторонам с таким видом, как будто опасался, нет ли рядом злой собаки. Одна рука нежданного гостя была спрятана за спину, другой же он озабоченно скреб по стыдливо опущенной голове.
– Нет, вы только взгляните на этого карася! – радостно рассмеялся Петр. – Настя, знаешь, кто это? Это же Керя!
Жена, однако, не проявила бурной радости при этом известии. Петр церемонно отступил шаг назад:
– Честь имею представить: мой школьный товарищ, папа Шульц! Он же, Серега Кенарев, для друзей просто Керя. Ныне – дальневосточный волк, мужественный покоритель дикой тайги, можно даже сказать, Дерсу Узала нашего времени.
Осыпаемый столь лестными комплиментами, покоритель тайги сопел носом и глухо покашливал. Настя с вежливой улыбкой протянула гостю руку:
– Очень приятно.
«Покоритель тайги» несмело пожал ее узкую теплую ладонь.
– Моя многоуважаемая супруга! – воскликнул Петр, скрепляя их рукопожатие блистательной белозубой улыбкой. – Настасья Федоровна Воробьева, мать двоих детей, с-самая очаровательная женщина на свете!
– Ну, ты, подлиза,– приятно зардевшись, улыбнулась Настя.
– Нет, нет! – горячо запротестовал муж,– самая оч-ча-ровательная женщина на свете! Другой такой жены ни у кого нет! Это точно! А енто – волк. Не веришь? Можешь потрогать его за холку. Да не боись, не укусит, он смирный.
Петр с улыбкой взъерошил Кере прическу.
– Ну, проходи, проходи, старина. Чтой-то ты как не родной, все никак от двери оторваться не можешь? Знаешь, не люблю я этого… Ты к кому пришел, ек-керный бабай? К другу? Или к теще на именины?
Петр потянул приятеля за локоть, и увидел в его руке какой-то предмет цилиндрической формы, завернутый в газету.
– Ну-ка, ну-ка, что это у тебя там такое? – радостно заулыбался Петр.
Он взял у Кери сверток и развернул газету. В его руке блеснула бутылка «Столичной».
– О! Енто уже мужской разговор! – воскликнул Петр, ловко подбрасывая и ловя бутылку. – А то я уж было засомневался: ты это – или не ты?
На кухне Таежный Волк продолжал затравленно озираться. Впрочем, обстановка была обыденной: кухонный гарнитур местного производства; панели стен выкрашены в салатный цвет под срез мрамора; висит несколько картин в авангардном стиле и недорогая чеканка: Иван-дурак в сафьяновых сапогах и кафтане, подпоясанном кушаком, ловит за хвост жар-птицу.
– Пр-рисаживайтесь, молодой человек! – сказал, придвигая Кере стул, хозяин дома. – Прошу-с!
Понурив голову, Волк сел на предложенный ему стул и, первым долгом, ощупал свою грудь. Петр, с сияющей улыбкой на широком открытом лице, расположился напротив друга.
– Сколько ж это мы с тобой не виделись, а? Лет шесть, наверное? Ну да, не меньше. Настенька, золотце, мы с ним больше шести лет не виделись! Представляешь? – Петр похлопал приятеля по плечу. – Эх, Сереня! Вовремя ты зашел! А то, знаешь, я уж совсем закис в этой берлоге! Настенька, солнышко,– нежный супруг хитро прищурил глаз,– там у нас, кажется, где-то были соленые огурчики? Ну, да ты сама в курсе дела…
Хозяйка захлопотала у стола. Таежный Волк стал скатывать шарики из хлебного мякиша и выстраивать их дугой на краю стола.
– А вот и огурчики, и капустка, смотри-ка! – обрадовано воскликнул Петр, увидев тарелки со снедью в руках у жены.– О, и колбаска! Живем! Жена… быть может, ты тоже присядешь с нами? Не хочешь? Ну, смотри… Так что, старик, вздрогнем? Выпьем за встречу?
Увидев, что мужчины прекрасно обходятся без нее, Настя пошла к детям.
Глава вторая
Керина одиссея
Лет этак за шесть до описанной сценки, в одном из городских сквериков сидела на лавочке разбитная компашка. Было около десяти вечера, и на улицах уже горели фонари.
Кто именно привел тогда Ирку по прозвищу Коза, за древностью лет, уже припомнить невозможно. Быть может, это был Цирик, а может быть, и Витька-дылда или кто-то еще. Да это теперь уже и не суть важно.
Итак, Керя наяривал на гитаре « Цыганочку», а захмелевшая Коза, прильнув к его плечу, голосисто пела:
А на горе стоит сосна,
А под сосною вишня-я…
Через некоторое время компашка разбилась на парочки и разбрелась по укромным уголкам. Ирка-коза повисла у Кери на шее. Она целовала его в сочные губы, а он с замиранием сердца прижимал к себе молодую женщину, в волнении тискал ее мягкую податливую грудь, и его бросало в жар от необычайных ощущений. Впрочем, далее пылких объятий в тот вечер дело так и не зашло: Керя был еще совсем «неоперившимся птенцом». Высокий, статный, с красивыми простодушными глазами, он походил скорее на взрослого ребенка, чем на быстро мужающего парня. Ирка была для него загадкой за семью печатями… Впрочем, не она одна.
Вскоре Керя пошел на танцы и познакомился там с другой девчонкой. Имя ее уже выветрилось у него из головы, припоминалось только, что это была пышная блондинка, и что он был наповал сражен ее роскошными формами. После танцев Керя провел девушку домой, он постоял у ее калитки, робко держа нежную ладонь в своей руке, а когда пришла пора расставаться – чуток грубоватым тоном бывалого мужчины назначил ей свидание на завтрашний вечер.
В условленный час папа Шульц нервно расхаживал у «Тавричанки», поджидая подругу. Она пришла с небольшим опозданием, и они пошли по улице Суворова. Девушка держала Керю под локоть, а он напряженно обдумывал, с чего бы начать беседу… Так прошли они с полквартала. И тут путь им преградила девица в гофрированном мини-бикини и ярком платке, повязанном на пиратский манер.
– Стоять! – рявкнула Коза (ибо это была она). – Так вот я вас и накрыла! Попались, голубки!
Она уперла руки в бока, окидывая с ног до головы Керину девушку воинственным взглядом.
Керина спутница ошарашено посмотрела на незнакомку. Затем перевела недоуменный взгляд на своего парня, надеясь, что тот положит конец этой наглой выходке. Керя со скучающим видом отвел глаза, предоставляя событиям развиваться своим чередом.
– В чем дело? – пролепетала Керина девушка. – Кто вы такая? Я вас не знаю.
– Не знаешь, да? Ну, так сейчас узнаешь! Это мой парень, усекла? Давай, вали от него! И учти: еще раз засеку тебя с моим кавалером – ноги поотрываю!
Чистый, наивный взгляд девушки устремился на Керю. Папа Шульц слегка поклонился ей и… мило улыбнулся. Ирка Коза, выпятив грудь и вихляя бедрами, грозно двинулась на соперницу:
– Ну, чо ждешь? А ну, чеши отсюда, я кому сказала!
Закрыв ладошками пылающее от стыда лицо, девушка кинулась прочь. Какие-то юнцы заулюлюкали ей вслед. Коза горделиво просунула руку под локоть папы Шульца – с той стороны, где только что находилась ее соперница – и небрежно бросила:
– Пошли!
И снова был чудный вечер. И Коза млела в жарких объятиях Волка. А потом были и другие вечера, приводившие Керю в трепет. И робкому юноше было предоставлено немало верных шансов, лишиться своего целомудрия. И, однако же, он так и не воспользовася ни одним из них. И тогда в Иркиной голове созрел хитроумный план…
Как-то на закате дня она предложила ему побродить по Гидропарку. Молодые люди приехали на пляж и углубились в самую глухомань острова. Под сенью плакучих ив Керина подружка расстелила на траве одеяло, вынула из сумки две бутылки «Біле міцне», хлеб, кильку в томате и несколько плавленых сырков. И вот молодые люди лежат на пустынном бреге…
Тихо плещет волна. В темном небе крадется луна, серебрит дорожку в древних водах седовласого Борисфена…
Как, должно быть, чудесно, как романтично – плыть в такую ночь под луной, нагишом, в тихой величавой реке… Причем плыть нагишом не одной, но вместе с возлюбленным, предварительно разделив с ним скромную трапезу и выпив на равных по бутылке доброго, хмельного вина…
И вот на глазах изумленного юноши, Ирка-коза сбрасывает с себя легкий кружевной бюстгальтер. Вслед за ним на пустынный брег падают и ее тонкие трусики… Страстно целуя захмелевшего парня в шею, в грудь, Коза умело стягивает с возлюбленного брюки…
Дойти до воды в эту ночь им так и не довелось.
И Ирка преподает неопытному юноше первые уроки сладострастия, и седовласый Борисфен безмолвно катит свои воды к морю, и лунная дрожка скользит по его темной спине.
Единственное, что омрачало интимные восторги молодой пары – так это комары. Если бы не укусы этих кровожадных насекомых – тот вечер можно было бы смело назвать вершиной блаженства.
Глава третья
Змея папы Шульца
– Брр! Мерзавка! – сказал Петр, поднеся к носу кусочек хлебного мякиша и с наслаждением втянув в себя его дух. – Хорошо пошла… Да ты бери, бери, закусывай, старина. Что это ты, как как не родной? Вот огурчики, а вон – колбаска!
Керя накалол на вилку кружок колбасы и отправил его в рот. Он сидел за столом, склонив к груди патлатую голову и выгнув спину колесом – ни дать, ни взять оживший вопросительный знак.
– Ну, говори, рассказывай, старина,– заулыбался Петр. – Как там тайга?
– Стоит тайга.
– А девочки есть?
– Ну. В тигровых шкурах…
Пока в воздухе витала некоторая напряженность, и Петр попытался оживить беседу:
– Что ж ты там делал?
– Строил.
– И чо, если не секрет?
– А! Всякое! – лицо Кери как-то брезгливо перекосилось. – Дома… Бытовки для рабочих…
– Наверное, прилично заработал, а? – подмигнул приятелю Воробьев. – Я слыхал, там у вас деньгу лопатой гребут?
– Гребут… – хмыкнул Керя, похрустывая суставами длинных музыкальных пальцев. – Хорошо, хоть на обратный путь хватило.
– Ну, а как там, в смысле житухи?
– Паршиво…– пренебрежительный жест. – Зимой колотун, летом комары зажирают… Даже прилично побалдеть негде.
Петр откинулся на спинку стула, закинул нога на ногу, закурил.
– Где же ты сейчас обитаешь? У бабуленции?
– Ну.
– А что это ты говоришь так, как будто чем-то недоволен?
– А! Ну ее, ведьму старую… – Керя насупился. – И когда уже только ее черти в могилу унесут!
Он тоже закурил.
– Как же ты меня разыскал?
– Зашел к твоим предкам… Говорят, женился Петян, получил квартиру.
– Все верно,– Петр блаженно улыбнулся. – Кончилась моя холостяцкая жисть! Батяня, наверное, тебя и не узнал?
Папа Шульц сдвинул плечами.
– А маманя?
– Узнала.
Петр сбил пепел с кончика сигареты в пепельницу.
– Наших не видел?
– На днях Юрка-паровоза встретил,– сказал папа Шульц. – На машзаводе пашет. Говорит, женился.
– Да, знаю,– соболезнующим тоном произнес Петр.
– Стонет, бедняга,– сообщал Керя, потирая пальцем переносицу.– Говорит, такая выдра попалась!
– Пашка Дача тоже не в восторге,– небрежно обронил Петр,– Уже два раза расходился.
– Ну, а ты как?
Настя навострила уши – находясь в смежной комнате, она слышала весь разговор.
– Нормалеус. Да пойдем, старина, я тебе все покажу.
Друзья отправились осматривать Петькины «апартаменты». Таежный Волк с неподдельным интересом осмотрел комнаты, он вошел в туалет и дернул за шнур, прикрепленный к рычагу сливного бачка – вода с шумом вылилась в унитаз.
– Да-а… Жить можно! – изрек Таежный Волк.
– Район неплохой,– самодовольно улыбнулся Петр. – Кино, магазин, садик – все под боком.
– Это у тебя государственная?
– Нет. Кооператив.
– Где же ты раздобыл мани-мани? – Таежный Волк прищелкнул пальцами. – Наверное, предки подкинули?
– Ну. Мои старички на квартиру раскололись. Ее – на обстановку и прочую дребедень,– Петр хлопнул себя ладонями по груди. – В общем, теперь я в этой хате хозяин!
Друзья вошли в залу. Настя сидела в кресле и читала журнал. На ковре играли дети. Гриша, издавая тарахтящие звуки, катал игрушечный вездеход, а Катенька возилась с куклой. Керя недоуменно взглянул на малышей.
– А это что, твои?
– Ну,– Петр горделиво распрямил плечи. – Молодая поросль!
Друзья вернулись на кухню, снова уселись за стол.
– Выходит, у тебя все тип-топ?
– Да вроде того…
– И ты вполне доволен жизнью?
– Вполне довольны жизнью бывают только круглые идиоты,– нравоучительно заметил Петр. – Жизнь многолика, старина! Недаром же про нее кто-то сказал, что она – сложная штука. Сегодня она тебе улыбается, а завтра – показывает зад. Что делать, приходится мириться…
– Ага! Так она и тебе тоже показывает зад? – папа Шульц обрадовано потер руки.
– Бывает… Ты знаешь, старина, я бы сравнил ее с палитрой художника, на которой есть все: и светлые, звонкие краски… а есть и грустные, одинокие тона…
– Да? И каких же тонов у тебя больше?
– А хрен его бабу Феню знает. По-моему, в последнее время начинают преобладать какие-то мерзкие пятна.
– Жалеешь, что женился? – уточнил Керя.
– Да нет, дело не в том… Жениться все равно когда-нибудь надо. От этого, старина, никуда не уйти. Такова диалектика, развитие жизни, так сказать, по спирали…
Он прочертил дымящейся сигаретой диалектическую спираль. Керя как-то странно ухмыльнулся:
– Но все-таки лучше не спешить, га?
– Этт точно… Спешить с этим делом могут только ослы вроде меня… Кстати, ты знаешь, с чем можно сравнить жену?
– Нет.
– С чемоданом, – просветил приятеля Петр. – Который тяжело нести, а бросить – жаль.
– Выходит, тебе еще повезло…
– В чем?
– Что бросить жаль. Я б свой – так выбросил бы на первом же перекрестке!
Петр с удивлением воззрился на друга:
– Не понял… Что ты хочешь этим сказать, старина?
Папа Шульц с мрачным видом достал из кармана брюк носовой платок и осторожно промокнул им вспотевший лоб.
– Ты помнишь,– наконец произнес он, таинственно понижая голос,– когда я уезжал в тайгу – то обещал привезти с собой тигра?
– Ну, помню… – Петр все еще не мог уловить, куда гнет его приятель.
– А привез тигрицу.
– Как? – изумленно воскликнул Петр. – Неужто женился?
Керя со сдавленным вздохом раскинул руки по сторонам.
– Ай-яй! – воскликнул Петр, схватившись за голову. – Ай-яй! Что ж ты наделал, а?
На кухне воцарилось гробовое молчание. Лицо Кери было торжественным и скорбным одновременно.
– Вот те на… – задумчиво произнес Петр. – Такой орел! Такая, можно сказать, сизокрылая чайка… и влип?
– И влип,– как эхо, отозвался Волк.
Мужчины синхронно вздохнули.
– Ну, что ж… В таком случае позволь выразить тебе мои самые искренние соболезнования… – сказал Петр.
Друзья с мрачными лицами пожали друг другу руки. Петр налил водки в стаканы.
– Старая гвардия уходит… – глухим, проникновенным голосом заговорил Петр, подняв стакан на уровень груди и по-гусарски вздернув локоть. – Нет уже больше Пашки Дачи – мир праху его … Юрка Паровоз – тоже женился… Прекраснейший души был человек. Обо мне и толковать нечего. Я – человек конченный. Уже, считай, пятый год… и вот теперь – ты… Самый стойкий из нас! Последний из могикан!
Керя бледно улыбнулся. Петр перекрестил его свободной от стакана левой рукой:
– Вечная память тебе. Хороший был человек… Шебутной… Помнишь, как в шестом классе, кажется? Ну да, в шестом… Уже ж здоровенные лбы были! Помнишь, как мы с тобой заховались в раздевалке и, когда наши девки начали переодеваться на физкультуру – выскочили оттуда? Я – с куриным пером за ухом, в вывернутых наизнанку штанах. Ты – в длинных черных трусах, в резиновых сапогах, с перемазанной сажей рожей?
Таежный Волк грустно качнул головой:
– Да, здорово нас тогда девки поколотили…
– Э-хе-хе! Золотое времечко было! – вздохнул Петр.
Керя ковырнул пальцем в носу..
– И вот теперь ты тоже попался на эту удочку… – сказал Воробьев. – Как же это тебя угораздило, браток?
Приятель красноречиво постучал пальцем по своему виску. Затем – по столу.
– Н-да… Ты прав… Тысячу раз прав… – сказал Петр. – Все мы – даже самые премудрые из нас! – рано или поздно ловимся, по своей глупости, на эти их женские приманки. Но скажи хотя бы мне, как она?
– Стерва.
– Да? Эт-того и следовало ожидать… И чо, дети у тебя уже, наверное, есть?
– Если бы не было – черта б лысого я на ней женился, – злобно проворчал Керя. – Женила, гадина.
– Понятно… И сколько ж их у тебя?
Таежный волк поднял пальцы рожками:
– Пока шо двое…
– Пока шо, говоришь ты?
– Ну. Третий на подходе.
– Вона как… – задумчиво молвил Петр. – Связала морским узлом … Эт-та они умеют… сволочи.
Керя беззаботно отмахнулся:
– Ничего, нехай растут. Они ведь не мешают, верно?
– Абсолютно! Ведь дети… Как это там говорится? Наши цветы? Но только лучше их нюхать на чужих подоконниках, не так ли?
Петр подлил водочки в стаканы.
– Серенька, это дело надо спрыснуть. Ты готов?
Рука покорителя тайги взметнулась в пионерском салюте:
– Всегда готов!
Приятели выпили.
– К-хе… выходит, ты тоже повесил хомут на шею?
– Ну… хрум-хрум,– это Керя жует огурчик. – Такая кобра попалась! Хуже моей змеюки, наверное, уже ни у кого нету.
Петр метнул настороженный взгляд на дверь
– А у меня, по-твоему, не кобра?
– Ну, с твоей еще жить можно!
– Да ты-то откуда знаешь? – подивился приятель.
– Знаю, раз говорю. Уж ты, Петек, мне поверь. Твоя жена по сравнению с моей – настоящий ангел!
– Что? – Петр поперхнулся. – Ан-гел?
– Да, ангел! – алкоголь уже подействовал на Керю. – И ты со мной лучше не спорь! Твоя жена по сравнению с моей – это чистое золото!
– Ух ты! А не кажется ли тебе, старина, что тут ты хватил через край?
– Не-а. Не кажется, – Керя строго помахал пальцем перед своим носом. – У меня глаз – как алмаз. Я бы с твоей жинкой жил – и не тужил! Как вареник бы в сметане катался.
– Ну да! Прямо как вареник! – не поверил Петр. – А, может быть, как галушка?
– А может быть, и как галушка!
Губы хозяина дома искривились в иронической усмешке:
– Ну, хорошо. И чем же твоя кобра хуже моей?
– А тем и хуже! Вот ты пожил бы с моей змеей хотя бы с недельку – тогда бы узнал.
– И что б такого я узнал?
– А то бы и узнал! Вот тогда бы ты б волком и взвыл! Петлю бы себе на шею накинул – и готово!
– Ха-ха. Уж прямо так и петлю! – Петр потянулся через стол, похлопал приятеля по плечу. – А сам, небось, отхватил себе такую кралю – пальчики оближешь.
– Угу! Уж отхватил – так отхватил! – обиженно надулся Керя. – Кому бы только ее сплавить, ты не подскажешь?
– Ладно, старина, не горюй,– утешил Петр.– Не ты первый – не ты последний. Все мы ловимся на их приманки.
– Конечно! Тебе-то хорошо говорить,– завистливо произнес Керя. – У самого-то, небось, жинка – як лялечка. А у меня?
– Старик, я чой-то тебя никак не пойму. Ты к кому предъявляешь претензии?
Керя злобно насупился. Петр прижал ладонь к груди и, желая успокоить друга, проникновенно произнес:
– Я понимаю: тебе не легко… Но кому сейчас легко? А прикинь, каково приходится турецкому султану?
– Да пошел ты со своим султаном! – вспылил папа Шульц. – Тоже мне, падишах выискался!
– Не нервничай, Серый. Нервные клетки не восстанавливаются. А ведь тебе еще детей растить!
– Да ты пойми: знал бы я, что так дело обернется – ни за что на ней бы не женился, – раздраженно проворчал Таежный волк.– Она мне всю жизнь отравила!
– А кому не отравили? Всем, Сереня, отравили. Думаешь, мне отравили? Э-хе-хе! Еще как отравили!
– А я тебе говорю,– не унимался папа Шульц,– что хуже моей ведьмы уже ни у кого нету! Метлу ей дать — по воздуху полетит!
Глава четвертая
Керина одиссея
Томный летний вечер… Молодая парочка стоит в темном подъезде многоэтажного дома, и захмелевшая Коза страстно тонет в жарких объятиях Волка… А потом она поднимает на возлюбленного затуманенные алкоголем глаза, и стыдливо сознается ему, что у них будет ребенок. Ошарашенный новостью, папа Шульц подавленно молчит, а его подруга предается радужным мечтам об их грядущей супружеской жизни…
И наступил новый день. И в этот день папа Шульц не явился на свидание к своей суженой. Чудным звездным вечером он стоял на танцплощадке в компании своих верных дружков – Бабаси, Цирика и Витьки-дылды, наслаждаясь пьянящим воздухом свободы.
Объявили белый танец.
Керя горделиво распрямил плечи, не сомневаясь в том, что будет приглашен. И он не ошибся. Из толпы юрко выскользнула Ирка-коза и, с радостной улыбкой на размалеванном лице, протиснулась к своему жениху. Томно повиснув на его шее, она поплыла с ним в медленном танце под чарующие звуки лирической песенки:
Мне тебя сравнить бы надо
С песней соловьиною
С тех пор жизнь Таежного Волка стала смахивать на скверный водевиль.
Прогуливаясь по городу, он настороженно озирался: не следует ли за ним его «возлюбленная»? Выходя из профтехучилища – зорко всматривался в щель приоткрытой двери: свободен ли путь? Не поджидает ли его невеста у чугунных ворот?
Но и Коза была не лыком шита. Как-то раз, когда ее непутевый жених постигал в училище премудрости древнейшей профессии каменщика, в калитку его дома постучали. Вышла Керина мама. Она увидела перед собой миловидную женщину в смелом мини-бикини, с длинными накладными ресницами и распущенными, как у феи, волосами. Ноги визитерши не отличались строгим изяществом форм, в целом же незнакомка производила впечатление большой потрепанной куклы, побывавшей уже во многих руках. Поздоровавшись, Ирка осведомилась, дома ли Сергей и, убедившись в его отсутствии, попросила разрешения войти.
И вот Коза сидит в доме своего жениха и в доверительной беседе сообщает его матери о своей горячей любви к ее сыну. И, кстати, не упускает также упомянуть и о том, что в самом скором времени она намерена порадовать ее внуком и что, ввиду этого, безусловно, очень важного обстоятельства, тянуть со свадьбой уже нельзя.
Во время того достопамятного разговора присутствует и бабушка Кери. Она сидит за столом, жадно внимая каждому Иркиному слову…
Явившись домой, ничего не подозревавший Керя сел обедать. Мать стояла у стола – красивая, осанистая женщина с густыми, по пояс, волосами – и печальным взглядом смотрела на сына. Рядом, с деревянной ложкой в руке, застыла бабушка. Обе женщины знали, как неблагоразумно тревожить Сергея во время принятия пищи. И, тем не менее, мама не удержалась.
– Сережа,– тихо проговорила она,– а что это за… женщина сегодня к нам приходила?
Ее вопрос застал Керю врасплох.
– Какая женщина?
– Ирина. Она говорит, что у вас будет ребенок… и что вы думаете пожениться.
Керя нервно заерзал на стуле. Похоже, он не знал, как наилучшим образом ответить на этот вопрос. Склонившись над тарелкой, он сосредоточенно хлебал борщ. Возможно, все еще как-нибудь и утряслось бы, но тут вклинилась бабушка.
– Развратник! – сурово пискнула она. – Вот погоди, получишь дурную болезнь – будешь без носу ходить!
Керя посмотрел на бабушку наивными голубиными глазами:
– Какую болезнь?
– А вот такую! Нашел с кем цуцили-муцили водить! Мало тебе скромных, порядочных девочек?
Они частенько не ладили. Бабушка нередко впадала в менторский тон, порицая современную молодежь за распущенность нравов и благоговейно вспоминая старые добрые времена, а Керя грубил ей в ответ. Но сейчас он не решался идти на открытый конфликт. Долгим, испепеляющим взглядом смотрел внук на бабушку, давая ей понять, что есть грани, которые той не стоит переступать. Однако бабушку это ничуть не смутило.
– Ну, что вылупился? Бес-стыдник… Спутался с какой-то бик-сой! Тьфу!
Она смачно сплюнула.
Пожалуй, в ее голосе было чересчур много патетики. Керя резко отодвинул тарелку с борщом, вскочил и молча побежал к себе в комнату. Бабушка засеменила следом.
– Ку-да пошел? Не-го-дяй!
Она грозно затрясла ложкой. Внучок снизу, с бедра, показал ей дулю:
– На! Застрелись!
Он едва успел унести ноги, и удар ложкой пришелся уже по захлопнувшейся двери. В дверь забарабанили:
– Открой! Открой, развратник! Сейчас же открой, тебе говорят!
В пылу борьбы бабушка совершенно упустила из виду, что в комнату ведет еще один, никем не охраняемый, вход. Она толкнула дверь плечом разок-другой и, видя, что эта тактика не приносит успеха, стала таранить ее с разбега. Но силы были явно не равны. Ее великовозрастный внук стоял по ту сторону двери, подпирая ее спиной. Тем временем в другую дверь комнаты преспокойно вошла мама. Она посмотрела на сына грустными глазами и спросила:
– Сережа, что все это значит?
– Что? – раздраженно выкрикнул сын.
– Пусти, босяк! – кричала бабушка. – Пусти, тебе говорят! Спутался с какой-то лярвой! Ай-яй! Какой позор! Ай, боже мой!
– Эта женщина… Ирина… – сказала мама. – Она что, действительно беременна?
– И что с того? – рассерженно ответил сын. – Что она, не имеет права забеременеть?
– От тебя?
Керя затруднился с ответом. Он слегка помедлил и, не в силах вынести печального материнского взгляда, чистосердечно признался:
– Откуда мне знать?
Удары стихли. Теперь бабушка стояла, прильнув ухом к двери.
– Эй, простофиля! – крикнула она, каким-то чудом улавливая суть разговора. – Смотри, эт-та ш-шалава обкрутит тебя вокруг пальца!
Она вновь прильнула ухом к двери. И тут до нее дошло, что можно принять и очное участие в беседе. Рысью поскакала бабушка на кухню, из кухни – в Керину спальню, а оттуда – в комнату к внуку. Увидев перед собой неприятеля, Керя понял, что путь к отступлению открыт. Не тратя времени на пустые разговоры, он открыл дверь – и был таков.
– Куда? – зарычала бабушка, грозно потрясая ложкой. – Стой! Стой! Бо-сяк!
Она повернула к дочери возбужденное лицо:
– Держи! Уходит!
И точно: Керя выскочил в коридорчик, затем в сени, в три прыжка он покрыл расстояние до калитки и вольной пташкой выпорхнул со двора. Следом высыпали женщины. Мама выскочила на улицу, а бабушка подлетела к забору. В тапках на босую ногу, в голубой майке и пузырящихся на коленях трикотажных штанах, молодой человек улепетывал из дома.
– Сережа! – закричала мама. – Ты куда? Вернись!
Словно поплавок из воды, вынырнула над забором маленькая седовласая головка.
– Вернись! – пискнула бабушка, строго постукивая ложкой по кромке забора. – Сейчас же вернись, тебе говорят!
В тот вечер Керя порвал с Козой все отношения. Но дело уже зашло слишком далеко. Теперь в его доме постоянно судачили об Ирке и ее беременности, причем всплывали все новые и новые имена потенциальных отцов будущего ребенка, в число которых, разумеется, вошли и все закадычные Керины дружки (Бабася, Цирик, Витька-дылда и многие другие). Ирка передавала через подруг, что намерена утопиться, если Керя не женится на ней. Затем стала угрожать ему судом, элементами, какими-то крутыми парнями, которые, в случае его «нечистой игры», сделают из него «отбивную котлету». Положение Кери становилось все драматичнее. Что делать? Что делать?
Умные головы посоветовали: «Тикай!»
И тогда папа Шульц сделал ответный ход – он завербовался на одну из комсомольских новостроек.
Это один из первых моих рассказов, написанных мною более сорока лет тому назад. Однако же, как мне кажется, не потерявших своей актуальности и в наши дни. 🤔