Глава третья
Исповедь
Вам, конечно, невозможно объяснить, как счастливо мы жили втроем! И какое горе нас потом постигло! Дай Бог вам никогда этого и не узнать…
Василий Никитич обхватил голову руками, и из его груди вырвался тяжкий вздох.
– Да-а… – протянул он. – Оленька очень любила свою мать и, когда она умерла…
Он неожиданно всхлипнул и утер глаза ладонью. Некоторое время Василий Никитич боролся с накатившими слезами.
– Простите, – сказал он осевшим голосом. – В общем, детская психика моей дочери не выдержала и надломилась… После похорон она проснулась среди ночи и, прильнув к моей груди, рассказала совершенно немыслимую историю. Я, конечно, сделал вид, что поверил ей. Но… Ах, Боже мой! – Василий Никитич замотал головой.
Конфеткин осторожно коснулся плеча безутешного мужчины и мягко произнес:
– Говорите, не стесняйтесь. Увидите, вам станет легче.
Сквозь разодранные ветром облака над ними засветилась зеленая звездочка.
– Она сходит с ума, комиссар, – с отчаяньем в голосе вымолвил Олин папа. – Уж и не знаю, что с этим делать. Внешне это почти не заметно, но то, что она говорит… И, главное, она сама всему этому верит! Понимаете? Верит! Так, что я даже и не пытаюсь ее разубедить.
Он нервно хрустнул суставами пальцев.
– И во что же она верит?
– А вот послушайте…
Поначалу Василий Никитич ронял слова скупо, тяжеловесно, но затем речь его полилась бурно и торопливо, как горный поток.
…Ночью, после похорон, дочка проснулась, услышав, что ее зовет мама. Она приподнялась на кровати, откинула край одеяла и спустила ноги на пол. В окна сочился сиреневый свет.
– Оля! Оля! – услышала она оклик мамы.
Ей почудилось, будто голос доносится со двора.
Как была, босая, в ночной сорочке, дочь поспешила на зов матери, открыла наружную дверь квартиры и… тут-то у нее и начались все эти видения.
Василий Никитич вздохнул. В проеме туч зажглось еще несколько звезд. Они замерцали над маленьким тусклым двориком, словно светящаяся гроздь небесного винограда.
– Все это случилось три дня назад, – сказал Василий Никитич. – Ночь была в точности такой же, как эта: слякоть, сырость, одним словом, стояла глубокая осень… Но когда она открыла дверь, оказалось, что за стенами нашего дома настоящее лето.
Василий Никитич украдкой посмотрел на комиссара – нет ли на его губах иронической улыбки? Но лицо Конфеты выражало лишь самое искреннее участие.
– Так вот, дочь спустилась во двор. В небе горели крупные звезды, воздух был теплый и ароматный. Деревья были наряжены в свежую зеленую листву, и на них благоухали белые цветы. А на том деревце, под которым сейчас сидим мы с вами, росли какие-то диковинные плоды и сидели птички с разноцветными перьями.
Снежка – это наша собака – радостно виляла хвостом у ее ног. В воздухе парил наш кот Васька. Повсюду были разлиты благоухание и покой.
Внезапно край неба озарился, и дочь увидела, как над крышами домов всплывает солнце. Брызнул белый ласковый свет. С неба, с венком цветов на голове, спускалась мама. Она вся лучилась нежным сиянием, и в руках у нее был плюшевый медвежонок.
Сойдя с небес, мать обняла дочь, и они уселись на лавочку. Мама рассказала Оленьке о том, что теперь она живет на небесах, и что ей там очень хорошо. Она сказала также, что по-прежнему любит ее и просила ее больше не печалиться.
Она ласкала дочь, качала ее на руках и целовала в мокрые глазки! Оленька была вне себя от счастья. Потом она подарила ей плюшевого медвежонка, провела в квартиру и уложила спать.
Вот и вся история, – заключил Василий Никитич, разводя руками. – Теперь вы и сами видите, комиссар, какие необычные фантазии роятся в её детской головке! Понятно, что, проснувшись поутру, моя дочь не нашла у себя в постели никакого Мишки. Ведь там его просто не могло быть!
Рассказ озадачил комиссара. Неужели вся эта история – лишь плод больного воображения несчастной девочки?
– И какое же она дала объяснение исчезновению медвежонка? – спросил комиссар.
– Вот это-то и хуже всего. Это объяснение говорит о том, что ее психика находится в серьезной опасности. Удивительно, до чего все-таки кипучая фантазия у детей! – прибавил отец.
– И, все-таки? Что она вам рассказала?
– Вот тут-то и начинается самое скверное, комиссар… Среди ночи дочь внезапно проснулась. В комнате было темно, шторы на окнах раздвинуты, и сквозь чёрные стекла лился мертвенный свет. Стояла абсолютная тишина – даже настенные часы, казалось, как-то странно онемели.
И вот, зловещей тенью, в форточку втянулся тонкий черный круг. Зависнув у окна, он стремительно распрямился и задрожал, увеличиваясь в размерах. Круг выгнулся, как шляпка медузы и словно бы беззвучно зашипел. В полутьме дочь увидела, что ночная хищница сотворена из тончайшей плоти и на ней виднелись линии изящного узора, как у змеи. Пришелица была живым, холодным и очень агрессивным существом из каких-то неведомых миров. Оленька приподнялась на кровати, выставив вперед ручонку, и прижала плюшевого медвежонка к груди. И тогда эта тварь набросилась на мою дочь и накрыла ее своей тонкой черной плотью. Дочь стала задыхаться под удушливым колпаком, а черная нечисть, раздуваясь от злобы, вырвала игрушку из рук несчастного дитя и, уменьшаясь в размерах, улетела, со своей добычей, сквозь форточку.
Две фигуры сидели на скамье, словно окаменелые.
– Вот такие дела, комиссар… – печально вздохнул Василий Никитич. – Спасибо, конечно, за то, что захотели помочь мне. Но, как видите, тут уже ничего нельзя поделать… Все это – просто её бред. И мне остается лишь надеяться на то, что со временем это пройдет.
– А больше ваша дочь вам ничего не рассказала?
– Нет. Это все. Наутро она проснулась бледная, осунувшаяся, и долгое время не говорила ни слова. Я очень боюсь за нее, комиссар. Уж больно она верит во все эти свои фантазии.
– Вы попытались что-то предпринять?
– Да как вам сказать… Поначалу я хотел, было, сводить ее к врачу, но потом появилась другая мыслишка. Я решил купить ей какого-нибудь медвежонка и подложить ей ночью в постель. Но, во-первых, я не знал, как в точности выглядит её мишка. И, во-вторых, оказалось, что наших игрушек в продаже попросту нет! Представьте себе, комиссар, я прочесал все магазины в нашем городе, и не нашел там ни одной самобытной игрушки! Сплошные американские Барби! Видно, кто-то здорово пытается оболванить нашу детвору! Даже книжки с раскрасками, какие были у нас в детстве – и те исчезли!
Комиссар знал, это – сущая правда. Нынешнее поколение молодежи имело самое смутное представление о своей истории и культуре. Спросите иного юнца, кто такой Пушкин – и вы поставите его в тупик.
– И кто же присматривает за вашей дочерью, пока вы на работе?
– Пока никто, – сказал Василий Никитич. – Я взял отпуск. Возможно, позже я отдам ее на попечение бабушки.
– Как звали вашу покойную жену?
– Лида.
– Ладно, старина, – Конфеткин легонько потрепал Олиного отца плечу. – Идите к своей дочери. Не стоит оставлять надолго ее одну.
Он посмотрел на Василия Никитича тёплым взглядом. И вдруг произнес то, чего и сам не ожидал:
– А я все-таки попытаюсь разыскать её медвежонка.
Продолжение 4. Звездный посланец